XVIII. Габриэль
До последнего не верил, что он придёт.
Сомневался в справедливости предположений командора — это с одной стороны.
С другой же — не верил в неразумность, опрометчивость Марка. Ну, правда — каким нужно быть одержимым, чтобы явиться сюда и выйти на связь с «Одарённым»?
Марк, конечно, иногда бывает импульсивным. Правильнее сказать — достаточно часто поддаётся эмоциям. Зачастую ведёт себя как болван, особенно — в последнее время. Но не до такой же степени!
Кнопфлер тоже хорош — не поленился, в преддверии появления «Одарённого» перелопатил архивы, раскопал упоминания о Марке и решил, что именно в эту ночь, когда звездолёт возникнет в окрестностях Мнемозины, Марк предпримет отчаянную вылазку ради избавления от своего непутёвого прошлого.
Я, конечно, не против провести ночь за картами или шахматами, попивая бренди в компании хорошего собеседника, но… Как-то это глупо, по-моему.
После ужина мы заняли удобную позицию в резервном командном модуле — это небольшое помещение в хвостовой части «Артемиды».
В случае крупной аварии, например — разгерметизации корпуса, здесь можно запереться, отгородиться от неблагоприятных условий толстой оболочкой, не пропускающей вредоносные излучения. Припасы, хранящиеся в специальном холодильнике, обеспечат существование нескольким десяткам человек в течение достаточно продолжительного времени, а автономная система воспроизводства кислорода снабдит чистым воздухом.
В целом — ковчег, в котором команда и пассажиры вполне комфортно и безбедно могут жить неделями или даже месяцами.
Вдоль стен тянутся блестящие стойки со всевозможным оборудованием, позволяющим управлять кораблём, а также поддерживать связь с окружающим миром. Эти стойки напоминают мне интерьер кухни. Да, именно кухни — в ресторане.
Тесно, а точнее — уютно. Мы расположились за небольшим металлическим столиком в глубине модуля, в дальнем от входа углу. Зажгли тусклую настольную лампу. Кнопфлер по своему обыкновению прихватил бутылку коньяка, которым мы тут же наполнили маленькие алюминиевые кружечки из аварийного набора. Завели чинную, неспешную беседу и принялись ждать.
Ночь обещает быть долгой, спокойной и, в моём понимании, бестолковой.
Я проверял — из коридора не видно ни нас, ни света от лампы: не подвели конспираторские таланты Кнопфлера. Также, по нашим прикидкам, вошедший человек не сразу различит нас в полутьме. Скорее, подумает, что кто-то забыл выключить свет.
Именно поэтому Марк растерянно озирался по сторонам, когда я по команде Кнопфлера включил большой свет.
Застали врасплох. В нелепой позе человека, ослеплённого ярким неожиданным светом. Стоит, слегка пригнувшись, возле стойки с оборудованием дальней связи. И несомненно, что-то заговорщицкое, тайное, что-то от киношных шпионов в его позе и выражении лица.
Марк сощурился и принялся часто моргать. Из рук выпала какая-то железяка, вроде бы — программный модуль памяти.
— Сколько волка не корми, а он всё равно в лес смотрит, — уверенно и неспешно провозгласил я, направляя в сторону Марка ствол пистолета.
Марк пролепетал о том, что мы тут делаем, но толком не расслышали его слов.
— Бартон, — отчего-то называя его по фамилии, сказал командор. Говорил зычно, раскатисто, и в то же время — с лёгкой насмешкой, с высокомерной иронии, всем видом и речью показывая, кто тут хозяин. — Бартон, как вы объясните своё появление здесь, да ещё и в столь позднее время?
Марк открыл было рот, чтобы произнести заготовленную для подобного провала отговорку, но тут же обмяк, видимо — сдался и, что называется, повесил нос. Вероятно, уже осознал, что потерпел фиаско, прокрутил в голове возможные исходы сложившейся ситуации и пришёл к выводу, что ничего не светит.
Стержень целеустремлённости, который поддерживал его, вмиг сломлен, Марк осунулся, опустил глаза и, глядя прямо перед собой в пол, упавшим голосом ответил:
— Да, — после чего замолчал и через несколько секунд добавил: — Вы, разумеется, правы.
— Что-что? — Кнопфлер изобразил на лице удивление. — Боюсь, мы тебя не поняли.
— Всё вы поняли, — огрызнулся Марк.
Вид у него подавленный, как говорится — убитый.
Мне стало жаль: тихий забитый парень, который хочет-то всего-ничего — просто быть счастливым. Пошёл на это не ради денег, не из меркантильных интересов, его цель намного выше и понятнее. Разве не оправдывает средств, которые избрал для реализации замысла?
Видимо, нечто подобное испытывал и Кнопфлер — вдруг смягчился и сказал:
— Убери ствол.
Я положил пистолет на стол рядом с собой.
— Пойми, Марк, — примирительно, тоном мудрого доброго учителя-наставника продолжил командор, — я не хочу тебе зла. Нам всем не хочется препятствовать тебе в твоих стремлениях изменить свою жизнь и исправить ошибки прошлого. Но ты должен придерживаться дозволенных для этого рамок. Я не могу допустить, чтобы ты переделывал историю. Это уже преступление. Это… — Кнопфлер задумался, подбирая слово. — Это мошенничество, если позволишь употребить подобную формулировку.
— Но почему? — Марк освоился в роли защищающегося, увидел хоть и зыбкую, но возможность, и решился вступить в спор: — Разве от этого кому-то станет плохо? Я же не хочу причинить кому-либо вред.
— Хе-хе, — усмехнулся командор, отпивая коньяк из кружечки. — Он не хочет причинить вред! А если все захотят того же? Представляешь, к чему это приведёт? Если каждый будет перекраивать прошлое как ты, вот так запросто, по своему разумению, на свой вкус. Что из этого выйдет, по-твоему?
— Но ведь я…
— Нет! — отрезал Кнопфлер. — Можешь злиться или обижаться, Бартон, но я не допущу этого. А посему предлагаю: добровольно, если так можно выразиться, вернуться в свою каюту и провести там следующие сутки. Безвылазно. Пока «Одарённый» не покинет пределы этой звёздной системы, ты будешь находиться под домашним арестом. Мера оправданная и, заметь, весьма гуманная. Другой на моём месте… — Кнопфлер зажмурился и глотнул коньяка. — Эх, да что там говорить!..
Говорить и в самом деле не обязательно.
Я тоже выпил и почувствовал себя немного неловко — вроде бы, нужно предложить и Марку. С другой стороны — как будто и не совсем корректно: вышло бы несколько высокомерно и фальшиво, мол — на тебе, объедки с барского стола.
Марк покорно кивнул. Видно, что смирился со своей участью и отказался от дерзкого плана.
— Ну, да, вполне так, — согласился он. — Особенно, если учесть ваши возможности…
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Я про микрочип, — объяснил Марк. — Ведь вы могли активировать его и, например, обездвижить меня.
— Ах, ты об этом… — рассмеялся я.
Командор добродушно улыбнулся и скромно ответил:
— Ну, что ты. Не преувеличивай наши возможности.
— То есть? — встрепенулся Марк. — Уж не хочешь ли ты сказать, что никакого чипа нет? Не выдумки ли это экспериментаторов?
По лицу можно понять, что его озарило некое открытие. Вероятно, в его голове сейчас мелькали далёкие воспоминания, которые лихорадочно сопоставлял с новыми данными, пытаясь уместить всё в единую картину. Также, наверняка перебирает упущенные возможности, лишения, которым подвергся, идя на поводу у своих страхов.
— Я этого не говорил, — строго сказал командор. — Давай не будем. Я и так сказал много лишнего, без чего вполне можно было обойтись.
Марк совершенно скис. Руки опустились, плечи опали. Он сгорбился, а взгляд потускнел. Кажется, уже собрался уходить, но всё же спросил:
— Пожалуй, только один вопрос. Если вы, конечно, позволите. Можно?
— Валяй, — разрешил я, — можно.
— Что будет дальше? Что вы напишите в отчёте?
Сказано было без заискиваний и преданных заглядываний в глаза. Просто, как безоговорочно признавший свою вину подсудимый спрашивает у судьи, насколько суровым будет приговор. Не любящий неизвестности Марк интересуется своей дальнейшей судьбой — без намёков, без ожиданий снисхождения.
— В отчёте? — Кнопфлер задумался. Упёрся локтем в стол и положил подбородок на сжатый кулак. — Право, и не знаю, что я должен там написать… — Повернулся в мою сторону и спросил: — Как ты думаешь, Габриэль?
— Без происшествий, — невозмутимо ответил я.
— Да! — Кнопфлер обрадовался моим словам как неожиданному и оригинальному решению. — В точку! Именно так и напишем. Марк, ты хороший человек, и мы не будем рассказывать комиссии о том, что ты не прошёл этот спонтанный тест. Так ведь? — он опять обратился ко мне.
— Нет, не будем, — подтвердил я.
— Ну и славно, — заключил Кнопфлер. — Так что, не переживай и иди спать. А мы тут ещё посидим, поговорим. Прекрасная ночь для задушевных бесед. Ты не находишь, Габриэль?
— Просто великолепная, — согласился я, — и очень спокойная.
——————-
XVIII. Габриэль
——————-