Время уныния ещё не пришло. Конец юности (суббота)

Конец юности (суббота)

Где-то ближе к концу нашего пути я ещё прибавил шагу, и Ася отстала.

По моим прикидкам, квартал, в который мы недавно вошли, был последним, именно тут находилась цель нашего визита. Осознание этого гнало меня вперёд, и я ничего не мог с собой поделать.

— Подожди, — попросила Ася. — Куда ты бежишь?

Я остановился.

— Не терпится, — ответил я. — Давай я уйду вперёд, а ты меня потом догонишь?

— Не-е-е, — отмахнулась она. — Вот уж фигушки я без тебя одна пойду — тут так страшно!

Ася нагнала меня и остановилась рядом.

— Да ладно, чего уж там, — усмехнулся я.

— Ни за что!

Мы стояли посреди кладбища, вокруг нас были могилы, памятники и ограды — разные по цвету и размерам, но все одинаково мрачные.

— И чего ради ты увязалась со мной? — в шутку пробухтел я. — Сидела бы сейчас дома и смотрела бы телевизор.

Ася подыграла мне и насупилась — тоже в шутку.

На самом деле, она, конечно же, не увязывалась со мной. Просто к концу недели я стал совсем замкнутым, поглощённым своими мыслями, словом — ушёл в себя. Настолько, что вчера вечером, после того как я пришёл домой, она усадила меня на табурет посреди кухни и устроила прямо-таки допрос на предмет того, что со мной происходит и всё ли у меня хорошо.

Мне не оставалось ничего другого, как во всём ей признаться. Я рассказал ей зубодробительную историю про Регину, про сотрудницу, которая должна в воскресенье приехать в наш город, про мою акцию протеста, устроенную на последнем собрании.

В итоге всё это вылилось в многочасовую беседу, и Ася даже достала под это дело коньяк из холодильника — полбутылки, стоявшие там уже несколько месяцев, наш неприкосновенный запас на чёрный день, либо наоборот — средство отпраздновать радостное событие.

Ася с сочувствием отнеслась к моим переживаниям и, конечно же, пообещала помочь. Точнее — не пообещала, а решительно настояла на том, что без её участия мне никак не справиться.

Молодец Аська, она всегда выручает меня в трудную минуту.

К тому моменту я уже слегка захмелел, осмелел и выложил ей свой отчаянный план. Нисколько не удивившись моему безумству, она задумалась, а потом вдруг радостно выпалила:

— Чего ж ты раньше-то молчал! Надо было сразу ко мне! — после чего схватила телефон и принялась кого-то вызванивать.

Воистину круг общения Аси не знает границ. На всё ушёл примерно час: час телефонных переговоров, звонков знакомым, ожиданий, когда те позвонят своим знакомым, после чего перезвонят нам, час, который Ася провела в старательных изысканиях, а я, к своему стыду признаться, — в ленивом посасывании коньяка. Но в завершении этого процесса Ася вышла-таки на человека, который работал на Южном кладбище, и который пообещал нам содействие в поисках могилы Регины.

Забегая вперёд скажу, что обещание своё он сдержал: когда мы пришли к нему, он поднял журналы и нашёл необходимые данные.

— Куда дальше? — спросила Ася.

Я заглянул в бумажку с планом кладбища и кивнул головой:

— Сюда.

— Далеко ещё?

— Совсем немного, совсем чуть-чуть.

Когда несколько часов назад мы остановились перед общей тамбурной дверью, и я нажал звонок квартиры под номером триста шестьдесят пять, Ася идеально играла свою роль.

Мы выбрали проверенный путь, путь наименьшего сопротивления — представились сотрудниками ЖЭУ. Я по памяти повторил речь, слышанную много лет назад, сказал, что нам необходимо провести ревизию электрокоммуникаций, на что жилец, открывший нам дверь, принялся возмущаться — какого чёрта мы посмели потревожить его в выходной день?

Ася, совершенно не задумываясь, нахамила ему и сунула под нос серый заскорузлый бланк, напечатанный, надо полагать, ещё в советские времена.

— Раз претензий у вас нет, распишитесь вот здесь, — сказала она крайне недовольным тоном.

— Эээ… — замялся тип в спортивном трико. — А чего это такое?

— Расписывайтесь! Чего вы там читаете? Это отказ от положенной вам модернизации.

— Ммм… — тип задумался, потом изрёк: — Ни от чего я не отказываюсь, если положено — заходите, смотрите.

Я попросил у него табуретку и под видом «дополнительной проверки» полез в заветный распределительный ящик. Пока Ася заговаривала зубы, водя жильца по квартире и с умным видом постукивая по розеткам, я извлёк из ниши пыльный грязный пакет и засунул его в рюкзачок с «инструментами». После чего заглянул в квартиру и громко крикнул:

— Тут всё в порядке.

— Ну что же, внутри тоже всё соответствует, — резюмировала Ася, и мы, не попрощавшись, покинули место преступления.

Всю дорогу от дома до трамвайной остановки мы хохотали как два нашкодивших школьника, мы хватались за животы, надолго останавливались, держась друг за друга и шокируя прохожих своим весельем.

Дело было сделано, и мы отправились на кладбище…

— Вот она! — с замиранием в голосе сказал я.

Это была могила с высоким гранитным памятником чёрного цвета. С выцветшей помутневшей фотографии на нас смотрела красивая длинноволосая блондинка. Именно так я её себе и представлял: с живым, чуточку безумным взглядом, с чёткими правильными чертами лица. Острый подбородок, губы чуть сжаты, словно в слегка надменной улыбке, может быть даже несколько циничной, но в то же время печальной, грустной. На этом фото, сделанном наверняка незадолго до её гибели, Регина будто бы всё видит наперёд, предвидит свою трагическую изломанную судьбу.

Я посмотрел на Асю, она замерла, вся сжалась и боялась шелохнуться.

— Нужно что-то сказать, — прошептала она.

Я промолчал. Я тоже чувствовал, что нужно сказать что-то важное, весомое, какие-то уважительные почтительные слова, но не мог их найти.

Я открыл рюкзак и достал оттуда платье.

Оно совсем пожелтело за эти годы, стало жёстким и шершавым. Кружева торчали в разные стороны, местами появились дырки — то ли от плесени, то ли просто от времени. Откуда-то выпал маленький шарик металлического цвета, он скатился на землю и скрылся в сочной траве.

Я аккуратно положил платье в ноги покойной.

— Пусть земля тебе будет пухом, — наконец, сказал я.

Я прощался.

Прощался с Региной, отпускал её навсегда, и мне казалось, что лицо её на фотографии чуть смягчилось. Она смотрела на меня уже не с холодом и насмешкой, а как будто с благодарностью, с признательностью — за то, что всё-таки нашёл в себе силы. Пусть много лет спустя, но всё же принёс ей, вернул ту вещь, из-за которой её душа не находила покоя, платье, за которым она раз за разом возвращалась в злосчастную квартиру.

Вместе с Региной я прощался со своей юностью. Уже давно пора было ей, юности, закончиться, я повзрослел, но не отпускала она меня. Было в этой юности одно недоделанное дело, были пережитки, страхи, комплексы, якоря, которые никак не отпускали меня, тянули обратно, угнетали, не давали мне повзрослеть, стать большим и независимым. Веры в себя мне не хватало — так, наверное, будет правильно. Всё это время я оставался всё тем же желторотым наивным юнцом, идущим на поводу у своих страхов и предрассудков.

История с Региной, так не к месту ожившая в моём воображении, заставшая меня врасплох, заставила вернуться в прошлое, заново вспомнить некоторые детали, переосмыслить мою жизнь, мои поступки, и понять, что многое из того, что я боялся, на самом деле — чушь.

Я сам определяю свой жизненный путь, я сам творец своего будущего.

Я — взрослый, я — независимый, и от этого только лучше.

По щекам Аси катились слёзы.

— Бедная девочка. Она была такой юной… — сквозь рыдания произнесла Ася. — И за могилой никто не ухаживает…

Она присела на корточки и принялась выщипывать сорняки из земли вокруг надгробья.

— Не печалься, — тихо, ласково сказал я, присел рядом и обнял Асю. — Всё будет хорошо.

——————-

Поиски покоя приводят к беспокойству (понедельник)

Хорошая квартира (сентябрь 1999 года)

Уцелел (понедельник)

Очень нехорошая квартира (сентябрь 1999 года)

Троллинг как смысл жизни (вторник)