Browse: Home
/ Время уныния ещё не пришло. Конец юности (суббота)
Где-то ближе к концу нашего пути я ещё прибавил шагу, и Ася отстала.
По моим прикидкам, квартал, в который мы недавно вошли, был последним, именно тут находилась цель нашего визита. Осознание этого гнало меня вперёд, и я ничего не мог с собой поделать.
— Подожди, — попросила Ася. — Куда ты бежишь?
Я остановился.
— Не терпится, — ответил я. — Давай я уйду вперёд, а ты меня потом догонишь?
— Не-е-е, — отмахнулась она. — Вот уж фигушки я без тебя одна пойду — тут так страшно!
Ася нагнала меня и остановилась рядом.
— Да ладно, чего уж там, — усмехнулся я.
— Ни за что!
Мы стояли посреди кладбища, вокруг нас были могилы, памятники и ограды — разные по цвету и размерам, но все одинаково мрачные.
— И чего ради ты увязалась со мной? — в шутку пробухтел я. — Сидела бы сейчас дома и смотрела бы телевизор.
Ася подыграла мне и насупилась — тоже в шутку.
На самом деле, она, конечно же, не увязывалась со мной. Просто к концу недели я стал совсем замкнутым, поглощённым своими мыслями, словом — ушёл в себя. Настолько, что вчера вечером, после того как я пришёл домой, она усадила меня на табурет посреди кухни и устроила прямо-таки допрос на предмет того, что со мной происходит и всё ли у меня хорошо.
Мне не оставалось ничего другого, как во всём ей признаться. Я рассказал ей зубодробительную историю про Регину, про сотрудницу, которая должна в воскресенье приехать в наш город, про мою акцию протеста, устроенную на последнем собрании.
В итоге всё это вылилось в многочасовую беседу, и Ася даже достала под это дело коньяк из холодильника — полбутылки, стоявшие там уже несколько месяцев, наш неприкосновенный запас на чёрный день, либо наоборот — средство отпраздновать радостное событие.
Ася с сочувствием отнеслась к моим переживаниям и, конечно же, пообещала помочь. Точнее — не пообещала, а решительно настояла на том, что без её участия мне никак не справиться.
Молодец Аська, она всегда выручает меня в трудную минуту.
К тому моменту я уже слегка захмелел, осмелел и выложил ей свой отчаянный план. Нисколько не удивившись моему безумству, она задумалась, а потом вдруг радостно выпалила:
— Чего ж ты раньше-то молчал! Надо было сразу ко мне! — после чего схватила телефон и принялась кого-то вызванивать.
Воистину круг общения Аси не знает границ. На всё ушёл примерно час: час телефонных переговоров, звонков знакомым, ожиданий, когда те позвонят своим знакомым, после чего перезвонят нам, час, который Ася провела в старательных изысканиях, а я, к своему стыду признаться, — в ленивом посасывании коньяка. Но в завершении этого процесса Ася вышла-таки на человека, который работал на Южном кладбище, и который пообещал нам содействие в поисках могилы Регины.
Забегая вперёд скажу, что обещание своё он сдержал: когда мы пришли к нему, он поднял журналы и нашёл необходимые данные.
— Куда дальше? — спросила Ася.
Я заглянул в бумажку с планом кладбища и кивнул головой:
— Сюда.
— Далеко ещё?
— Совсем немного, совсем чуть-чуть.
Когда несколько часов назад мы остановились перед общей тамбурной дверью, и я нажал звонок квартиры под номером триста шестьдесят пять, Ася идеально играла свою роль.
Мы выбрали проверенный путь, путь наименьшего сопротивления — представились сотрудниками ЖЭУ. Я по памяти повторил речь, слышанную много лет назад, сказал, что нам необходимо провести ревизию электрокоммуникаций, на что жилец, открывший нам дверь, принялся возмущаться — какого чёрта мы посмели потревожить его в выходной день?
Ася, совершенно не задумываясь, нахамила ему и сунула под нос серый заскорузлый бланк, напечатанный, надо полагать, ещё в советские времена.
— Раз претензий у вас нет, распишитесь вот здесь, — сказала она крайне недовольным тоном.
— Эээ… — замялся тип в спортивном трико. — А чего это такое?
— Расписывайтесь! Чего вы там читаете? Это отказ от положенной вам модернизации.
— Ммм… — тип задумался, потом изрёк: — Ни от чего я не отказываюсь, если положено — заходите, смотрите.
Я попросил у него табуретку и под видом «дополнительной проверки» полез в заветный распределительный ящик. Пока Ася заговаривала зубы, водя жильца по квартире и с умным видом постукивая по розеткам, я извлёк из ниши пыльный грязный пакет и засунул его в рюкзачок с «инструментами». После чего заглянул в квартиру и громко крикнул:
— Тут всё в порядке.
— Ну что же, внутри тоже всё соответствует, — резюмировала Ася, и мы, не попрощавшись, покинули место преступления.
Всю дорогу от дома до трамвайной остановки мы хохотали как два нашкодивших школьника, мы хватались за животы, надолго останавливались, держась друг за друга и шокируя прохожих своим весельем.
Дело было сделано, и мы отправились на кладбище…
— Вот она! — с замиранием в голосе сказал я.
Это была могила с высоким гранитным памятником чёрного цвета. С выцветшей помутневшей фотографии на нас смотрела красивая длинноволосая блондинка. Именно так я её себе и представлял: с живым, чуточку безумным взглядом, с чёткими правильными чертами лица. Острый подбородок, губы чуть сжаты, словно в слегка надменной улыбке, может быть даже несколько циничной, но в то же время печальной, грустной. На этом фото, сделанном наверняка незадолго до её гибели, Регина будто бы всё видит наперёд, предвидит свою трагическую изломанную судьбу.
Я посмотрел на Асю, она замерла, вся сжалась и боялась шелохнуться.
— Нужно что-то сказать, — прошептала она.
Я промолчал. Я тоже чувствовал, что нужно сказать что-то важное, весомое, какие-то уважительные почтительные слова, но не мог их найти.
Я открыл рюкзак и достал оттуда платье.
Оно совсем пожелтело за эти годы, стало жёстким и шершавым. Кружева торчали в разные стороны, местами появились дырки — то ли от плесени, то ли просто от времени. Откуда-то выпал маленький шарик металлического цвета, он скатился на землю и скрылся в сочной траве.
Я аккуратно положил платье в ноги покойной.
— Пусть земля тебе будет пухом, — наконец, сказал я.
Я прощался.
Прощался с Региной, отпускал её навсегда, и мне казалось, что лицо её на фотографии чуть смягчилось. Она смотрела на меня уже не с холодом и насмешкой, а как будто с благодарностью, с признательностью — за то, что всё-таки нашёл в себе силы. Пусть много лет спустя, но всё же принёс ей, вернул ту вещь, из-за которой её душа не находила покоя, платье, за которым она раз за разом возвращалась в злосчастную квартиру.
Вместе с Региной я прощался со своей юностью. Уже давно пора было ей, юности, закончиться, я повзрослел, но не отпускала она меня. Было в этой юности одно недоделанное дело, были пережитки, страхи, комплексы, якоря, которые никак не отпускали меня, тянули обратно, угнетали, не давали мне повзрослеть, стать большим и независимым. Веры в себя мне не хватало — так, наверное, будет правильно. Всё это время я оставался всё тем же желторотым наивным юнцом, идущим на поводу у своих страхов и предрассудков.
История с Региной, так не к месту ожившая в моём воображении, заставшая меня врасплох, заставила вернуться в прошлое, заново вспомнить некоторые детали, переосмыслить мою жизнь, мои поступки, и понять, что многое из того, что я боялся, на самом деле — чушь.
Я сам определяю свой жизненный путь, я сам творец своего будущего.
Я — взрослый, я — независимый, и от этого только лучше.
По щекам Аси катились слёзы.
— Бедная девочка. Она была такой юной… — сквозь рыдания произнесла Ася. — И за могилой никто не ухаживает…
Она присела на корточки и принялась выщипывать сорняки из земли вокруг надгробья.
— Не печалься, — тихо, ласково сказал я, присел рядом и обнял Асю. — Всё будет хорошо.
——————-
Конец юности (суббота)
——————-
