V. Марк
Даже не знаю, от чего проснулся — то ли от холода, то ли от воя сирены, а может быть, причиной был запах гари.
Все три раздражителя являются признаками аварийной ситуации, и мне вроде бы нужно встревожиться, но я спокоен.
Какое-то время просто лежал, прислушиваясь к ощущениям. Ноги и руки слегка закоченели, кожу покалывало, но даже приятно — как после бездны забвения почувствовать себя живым человеком.
Почему-то напоминает хмурое осеннее утро в начале учебного года, когда родители будили в школу. Вставать-то не хочется. Кажется, ещё чуть-чуть, минутка в постели — и можно будет выспаться. Но родители неумолимы, громко разговаривают над ухом, пытаясь вселить в меня бодрость, вынуждают подняться с кровати…
Или университетские годы: гулянки до самого утра, а с рассветом — всё тот же подъём, будильник, играющий противную, надоедливую мелодию. Эта мелодия потом будет сопровождать целый день, навевая тоску, сонливость и раздражение. В принципе, то же самое, что и в школе: то же хмурое утро, та же необходимость идти куда-то в холод, та же неуютность, только причина недосыпа другая — взрослая причина…
В глубине подсознания замаячили ещё кое-какие образы: дымка забытья, укутывающая в голубые мягкие объятия, склонившиеся надо мной лица врачей…
Но тут же отмёл: не стоит об этом вспоминать. Не нужно, не сейчас. Может быть, когда-нибудь потом. Зачем?
Вялость, бездействие, безучастное отношение к происходящему обусловлены физиологическими особенностями организма. Мозгами понимаю — что-то произошло. Возможно, серьёзная авария, может быть, находимся в опасности, и нужно что-то предпринять, но делать ничего не хочется. Инертность глубокого анабиоза, побочный эффект.
Скоро пройдёт. Отдаю себе отчёт в том, что через несколько минут приду в себя и начну действовать — решительно и обдуманно.
Обдуманно…
Несколько раз сжал и разжал ладони, подвигал стопами ног, размял конечности. Не дожидаясь, пока тело до конца оживёт, принялся рассуждать.
Гарь. Это явная авария. На исправном корабле гореть ничего не должно. А тут — запах палёного пластика. Это плохо. Да чего там плохо — это авария, очень плохо. Гореть, конечно, может всё что угодно: обшивка там, или проводка, может, и не такая значительная вещь, но всё равно тушить огонь нужно как можно скорее.
Сирена. Туда же. Возможно, пожарная сирена.
Для простоты будем считать, что так…
А почему не разбудили?
Собственно, самый главный вопрос. Я бы сказал — фундаментальный в создавшейся ситуации.
Ответ напрашивается достаточно очевидный. Либо все погибли, и некому меня будить. Либо всё не так уж плохо, ситуация совсем не критичная, и не сочли нужным поднимать меня из спячки.
Я — оптимист, поэтому будем придерживаться второго варианта.
Но всё же я проснулся. Почему?
Холод! Вот в чём дело! Я замёрз, а по идее такого быть не должно.
Перед пробуждением, в течение нескольких часов температура в капсуле постепенно повышается. И только когда достигнет положенной отметки в двадцать семь градусов по Цельсию, организм выводится из анабиоза. При этом событии должен присутствовать медик из команды корабля, который будет следить за состоянием проснувшегося.
А в моей капсуле сейчас, наверно, градусов пятнадцать, а может быть, и того ниже. Значит, температурный режим нарушен. Следовательно, имеет место сбой в системе контроля среды криокамер. Или в климатической системе корабля. Сирена, кстати, может возвещать о том же.
Рядом никого нет. Стало быть, разбудила меня аварийная система, обнаружила сбой и поспешила вывести из анабиоза.
Ну что ж, спасибо ей за это! Хоть она чётко отработала.
Неужели опять седьмой термоблок?
Мои мысли пошли по параллельному пути, так сказать, по профессиональной дорожке. Если навернулся седьмой термоблок, то нам с Гленном опять влетит. Меняли его после самого старта, и Гленн обещал, что до конца полёта проблем с температурой на борту не будет. И вот, пожалуйста — сбой.
Я обернулся по сторонам. В тусклом мерцании аварийной подсветки разглядел на стенке капсулы терминал. Как и любому члену экипажа, положена капсула с терминалом — на всякий случай. Чтоб при возникновении аварийной ситуации мог заглянуть в него и посмотреть — что там да как.
Протянул руку, взял планшет, положил его на согнутые в коленях ноги. Включив, загрузил программу диагностики звездолёта.
Как я понял, точнее — насколько хватило знаний, корабль в удовлетворительном состоянии. Небольшие неисправности во второстепенных системах. А вот седьмой термомодуль действительно вышел из строя.
Похоже, нас с Гленном ждут неприятности.
Кроме неприятностей, поломка означает, что сейчас проснутся остальные члены экипажа, а также пассажиры, что возвращает меня к необходимости покинуть капсулу и поспешить на помощь.
Я вылез из ложи, с осторожностью сделал несколько разминающих упражнений, после чего натянул верхнюю одежду. Очень важно после пробуждения не торопиться и не делать резких движений — мышцы, суставы и сухожилия ещё не вошли в положенный тонус, запросто можно получить растяжение или того хуже — вывих.
Сполоснув лицо, проследовал в коридор.
Я даже вскрикнул от удивления — настолько неожиданной оказалась открывшаяся взору сцена: у противоположной стены, спиной ко мне, на четвереньках стоял человек.
Озабоченно копошится и бормочет себе под нос. Голубое одеяние напомнило мне одноразовый хирургический халат, одетый второпях, неряшливо: в разные стороны торчат куски накрахмаленной ткани. Завершали композицию небольшие красные пятна на полу вокруг человека.
— Что случилось? — с замиранием в голосе спросил я.
Он обернулся. Ханди, один из оперативных дежурных, и из носа у него текла кровь.
— А, это ты… — Ханди старается выглядеть спокойным и, если так можно выразиться, будничным. — Привет, Марк!
— Что происходит-то? Можешь объяснить? — Я сделал несколько шагов и приблизился к нему.
Ханди подвинулся, демонстрируя дыру в стене. Дыра неровная, с ломаными краями, диаметром в полметра.
— Когда вышел в коридор, отсюда валил дым, — пояснил Ханди. — Пришлось выломать пластик, чтобы добраться до очага. Так-то, ничего страшного — просто воспламенилась проводка. Видимо, было замыкание, автомат вышибло. Хорошо, что рядом оказалась эта штука, — подняв руку, показал крошечный азотный огнетушитель. — Инцидент исчерпан. — Ханди нервно улыбнулся: — Как думаешь, тут может пролегать что-нибудь важное? Ну, там, магистральный кабель или что-то подобное.
— Вряд ли, — успокоил я. — В любом случае, заглядывал в программу диагностики, говорит, что с кораблём всё в порядке.
— Это радует.
— Ты молодец, что не растерялся! — похвалил я. — И что воспользовался огнетушителем.
— Рад стараться.
— Только вот, у тебя из носа течёт кровь.
— Ерунда! — Для убедительности Ханди махнул рукой, а потом приложил к носу салфетку. — Просто грохнулся, когда штормило.
— Штормило? — удивился я. — Как это?
— Звездолёт несколько раз сильно тряхнуло, отчего меня подбросило внутри капсулы. Видимо, ты ещё спал, если не помнишь.
— Метеориты? Пояс астероидов?
— Откуда ж я знаю? Я тоже только проснулся и даже ни в какие программы не заглядывал.
Меня охватило нехорошее предчувствие, словно предстоит узнать крайне неприятную новость. Если в «Артемиду» действительно угодило космическим булыжником, то она могла получить серьёзные внешние повреждения, которые, кстати, сложны к диагностике и не всегда отображаются в программе.
Я нашёл дверь с номером 11 и, нисколько не задумываясь о такой чепухе как тактичность, толкнул. Гленна внутри, конечно же, нет. Нашёл только раскиданные по полу вещи. Разумеется, он очнулся самым первым и уже занимается попавшим в беду звездолётом.
Я вернулся к Ханди. Тот поднялся с пола и занимается нашими коллегами и пассажирами. В данный момент Ханди шёл по коридору, громко и настойчиво стучал во все двери подряд.
— Как ты, Ханди? — спросил я. — Нет ли у тебя сотрясения мозга?
— Да ну ты брось! — отмахнулся он. — Какое там сотрясение? Чему там у меня сотрясаться? Нужно разбудить остальных.
— Да-да, это так. Вот что — ты оставайся тут и занимайся пассажирами, а я пойду в командный центр — наверняка Гленн уже там.
— Нет проблем, Марк! Конечно, иди, я справлюсь!
Я направился в сторону командного центра, но тут прямо перед носом одна из дверей отворилась и из-за неё показалась Кэрри.
— Что происходит? Почему так холодно? — тревожно спросила она.
Волосы растрёпаны, на щеке тонкая розовая полоска от подушки. Кэрри щурится от яркого света и часто моргает — явно нервничает.
Но даже в такой ситуации Кэрри прекрасна. Наивный взгляд испуганных глаз словно бы взывает о помощи. Да нет, не взывает, а призывает, вот только — к чему?
— Эээ… — протянул я в нерешительности. — Ничего страшного… просто небольшая поломка… Да и не поломка вовсе… а так — неисправность… — мямлил я, стараясь не глядеть на Кэрри в упор.
На её длинную, до колен, футболку. Длинную, но узкую. Длинную, но абсолютно белую и чуть ли не полупрозрачную.
На футболку, которая не скрывает линий её тела. Линий приятных, слегка округлых, стремительных, сумасшедших линий её упругого тела. Ведь под футболкой наверняка ничего из одежды нет. Воображение взбудоражено дорисовывает не видимые под футболкой детали.
— Вот как… — произнесла Кэрри и с облегчением вздохнула. — А я так испугалась! Марк, мне было так страшно! Как хорошо, что я тебя встретила — ты действуешь на меня успокаивающе.
— Не стоит переживать… — Наконец совладал с собой, но теперь чувствую как-то по-дурацки. Взрослый дылда, который не может связать двух слов, чтобы успокоить ребёнка.
Кэрри вздрогнула всем своим юным телом и сжала колени.
— Марк, я так замёрзла… — Зябко обхватила руками локти. — Мне нужно в туалет. Где он тут находится? Ты не проводишь меня?
— Эээ… — опять замялся я. — Вообще-то, я шёл в центр… Да, конечно, провожу! Вот сюда, прямо по коридору.
«Размазня! — мысленно упрекнул себя, пропуская Кэрри вперёд. — Возьми себя в руки!»
— Но потом мне нужно идти в командный центр, — сказал, любуясь её фигуркой. — Я должен найти Гленна. Срочно.
——————-
V. Марк
——————-