Гидродинамика пиара (вторник)
Гидродинамика — это вообще-то раздел физики сплошных сред, изучает движение идеальных и реальных газов и жидкостей. Но у меня с ней связаны совершенно иные ассоциации.
Для меня гидродинамика навсегда осталась символом непроходимой безысходности и абсолютной ненужности, бесполезности. Это был один из тех предметов, который мы изучали, что называется, для галочки, потому, что кто-то включил его в программу обучения на моей специальности. Тогда, на третьем курсе, мы были исполнены радужных ожиданий и достаточно оптимистично смотрели вперёд, вполне нормальным было считать, что после окончания обучения мы все, ну или почти все, будем работать по специальности. Это было наследием эпохи, такая инертность мышления, ведь в советском мире люди получали образование для того, чтобы потом применять приобретённые знания на практике, то есть следовали однажды выбранным прямым путём — так нас учили, так нам говорили родители. Наивные — мы во всё это верили.
Но потом началось непонятное, и чем дальше — тем более непонятным оно становилось. С одной стороны, преподаватели признавали, что многие из предметов, которые мы изучаем в университете, на практике нам вряд ли пригодятся. С другой стороны, зачастую они не требовали даже то важное, нужное и профильное, что составляло основу знаний будущего выпускника-специалиста. Свою позицию въедливые доценты и солидные профессора в толстых очках объясняли (наверное, можно сказать — оправдывались, не перед нами, конечно, а перед собой) тем, что процентов девяносто, а то и все девяносто пять из нас по специальности работать всё равно не будут. А значит, незачем нас мучать, незачем мурыжить: вызубрил пару параграфов, сдал зачёт — и на том спасибо! С глаз долой! Следующий!..
В этом плане преподаватели поступали почти как мы. Мы учили, не спали ночами, готовились к экзаменам — и всё это для галочки, для отметки в зачётке. А они спрашивали, требовали, ставили хорошие и плохие оценки — тоже для галочки, для того, чтобы оправдать свою зарплату. Негласное соглашение — вы будете делать вид, что учитесь, я буду делать вид, что спрашиваю вас о пройденном материале. Взаимовыгодно и с виду вполне так благопристойно.
Таким образом получалось, что выучиться, усвоить материал — не есть цель нашего образования, ведь почти всё, что преподают, не понадобиться нам в будущем. Вопрос о том, что же всё-таки является целью обучения, для меня так и остался повисшим в воздухе на долгие годы.
Не знаю точно — почему, но именно гидродинамика для меня стала символом такого, мягко говоря, странного обучения. Возможно, дело тут в преподавателе, помнится, он (забыл, как его зовут, такой злой дядька в сером полосатом костюме) говорил нам, что ему плевать, что его предмет не имеет никакого отношения к выбранной нами специальности, ему плевать, что большинству из нас образование нужно только для корочки. Он заставит нас познать гидродинамику, он ни за что и никогда не поставит зачёт человеку, который не может отличить ламинарного течения от турбулентного. Преподаватель этот (ч-чёрт, как же его всё-таки звали?) был эталоном честности и принципиальности, в этом плане он выгодно отличался от других наших преподавателей. Видимо, из-за этого я и запомнил многое из того, что он рассказывал нам на лекциях, — приятно было слушать умного человека, и материал, несмотря на свою сложность, воспринимался легко и усваивался надолго.
Тем более странным и нелогичным кажется сюжет сна, который регулярно (примерно раз в месяц) снится мне с тех пор, как я закончил университет. Особенно часто я вижу его в последнее время. В общем виде ситуация в нём такова: я — без пяти минут специалист с высшим образованием, до защиты диплома остаются считанные дни. Но тут вдруг неожиданно выясняется, что у меня с давних времён не сдана курсовая работа (варианты — расчётная работа, зачёт) по гидродинамике. Вся драматичность ситуации заключается в том, что оставшегося до защиты диплома времени мне никак не хватит, чтобы сдать неожиданно появившийся хвост, а преподаватель по гидродинамике (да-да, тот самый, блин, ну как же его зовут?) — человек принципиальный, и договориться с ним не получиться. Я начинаю метаться, бегаю, пытаюсь как-то исправить ситуацию, но всё тщетно — у меня ничего не получится. Спасение приходит внезапно: выясняется, что таких как я — целый курс, в своё время ту курсовую (расчётную работу, зачёт) не сдал никто из моих однокашников. Поэтому и переживать не о чем, вместе мы как-нибудь сможем надавить на преподавателя, ведь не сможет же он не допустить к защите диплома целый курс!
Просыпаюсь я обычно в лёгком недоумении, но вполне довольный: с одной стороны, греет уверенность, что договориться всё равно получится, с другой стороны, радует осознание того, что университетские годы позади, зачёты и коллоквиумы остались в прошлом, и никогда этого в моей жизни уже не будет.
Странный сон, я не разбираюсь в психоанализе, но, по-моему, он должен символизировать то, что даже с таким человеком, как наш преподаватель по гидродинамике, договориться можно. Да, этот подход стал во многом панацеей, универсальным средством решения проблем.
Также как отношение ко многим вещам, которые мы делаем, как к делам, которые мы делаем для галочки. Просто потому, что их нужно делать, требуют с нас, знаете ли… Подобный стиль поведения — это наше всё. Не знаю, как нынешние студенты, но мы были воспитаны именно так, это было вдолблено в наши головы со студенческой скамьи. Да нет, не со студенческой, а намного раньше, со школьной.
Вот только время поменялось: мы повзрослели, закончили университеты, пошли работать, стали солидными дядями и тётями, а отношение осталось, как в старые времена мы говорим по привычке: ну да, глупо это всё, но требуют же, я делаю это для галочки, потому, что начальство так решило.
Вот и сейчас — мы сидим в огромном конференц-зале и ждём. Двадцать с лишнем человек, высокооплачиваемых специалистов и скромных рядовых сотрудников, ждут одного-единственного, который должен подойти с минуты на минуту и повести нас за собой.
А, собственно, что в этом такого? Мы на работе, в рабочее время, выполняем распоряжение руководства — всё чинно и с соблюдением всех правил субординации. Нам за это даже деньги платят, и не наша в том вина, что Александр Лисицын опаздывает, а без него начать мы не можем.
Саша Лисицын был самым главным пиарщиком в нашем филиале. Настолько главным, что ему даже в шутку дали прозвище — пиар-ас, разумеется, мы так звали его за глаза, в лицо ему таких слов никто и никогда не произносил. Надменный, самоуверенный, честолюбивый и, как мне кажется, весьма недалёкий парень, он сам не ведает, что творит, какие зачастую неоправданные обещания даёт руководству. Как-то раз он сказал, что главное в его работе — это позитив, всё остальное приложится. Однако я думаю, что на свинячьем восторге далеко не уедешь.
Говорят, что эта акция, празднование юбилея филиала, должна была стать для Александра моментом истины, ибо начальству надоели пустые обещания повысить продажи, невыполненные обязательства догнать и перегнать. Поэтому к нему были выдвинуты достаточно жёсткие требования: или по окончании акции объём продаж превысит некую планку, которую, надо полагать, Саша уже давно обещал преодолеть, или… Если это правда, то я бы советовал ему стараться изо всех сил, хотя бы потому, что, потеряв должность в нашей компании, Александр вряд ли сможет найти себе другое место работы: кому нужно такое трепло как он?
Тем временем, его коллега, один из таких же пиар-асов, вот уже минут семь пытался вызвонить Сашу по телефону, впрочем, безуспешно: тот отчего-то трубку не брал, как бы демонстрируя собравшимся всё то, что он о нас думает. Отчаянно краснея, стильно одетый пиарщик не оставлял своих попыток, поминутно произнося нелепые фразы:
— Сейчас ещё раз попробую… Вот сейчас он точно возьмёт трубку…
Почему без Лисицына нельзя начать, зачем нужен именно он, пиарщик объяснять не посчитал нужным, а спрашивать мы не стали: к чему нам излишняя инициативность? Большинство присутствующих неплохо освоились: прагматичные инженеры, дорожащие своим временем, в междусобойчиках обсуждали рабочие моменты, остальные просто зубоскалили, развлекая друг друга дежурными анекдотами.
— Забыл, наверное… — подколол расстроенного пиарщика сотрудник с совершенно незнакомым мне лицом.
Тот вяло что-то возразил и опять уткнулся в телефон.
Ненависть… Все мы ненавидим Лисицына. Нет, не ненавидим, конечно, скорее — относимся к нему с неприязнью, кто-то — с лёгкой, а иные — с явной, яркой, нескрываемой.
Непонятно, правда, — почему?
У технарей это, вероятно, врождённое чувство, этакая природная агрессия по отношению к представителям рекламных и продающих ремёсел. У бухгалтеров и экономистов, наверное, — зависть, они ревнуют бюджет предприятия к Сашке и его коллегам, ведь только они знают, какие средства вбухиваются в машину пропаганды, какая отдача от неё исходит и какие они, пиарщики и продавцы, за это зарплаты получают. Все прочие, скорее всего, просто раздражены Сашиной показной успешностью, он так умело имитирует бурную деятельность и удовлетворённость результатами своих сомнительных экспериментов, что невольно возникает ощущение, что ему всё это нравится, что он доволен жизнью и работой, что он занимается любимым делом.
А вот это, как раз таки, очень неприятно, ведь сей факт сразу возвращает нас к собственной жизни, к нашей работе, которая, я готов поклясться, у большинства не соответствует тому занятию, которым хотелось бы заниматься. Все злятся, украдкой кусают ногти, но молчат, не в силах признаться в этом — даже самим себе.
Кажется, пиарщик всё-таки дозвонился до Саши, он поднял вверх указательный палец левой руки, призывая всех к тишине и обозначая важность этого разговора.
— Да-да, все тут… — торопливо говорил он. — Именно тебя и ждём… Договаривались же на прошлой неделе… Забыл?.. — тихо спросил он и осёкся.
М-да, последнее слово он сказал зря, подставил он этим неосторожно произнесённым словом своего начальника, ой, как подставил. Не стоит забывать, что среди присутствующих есть пара тёток из бухгалтерии, а уж если они знают, то знать будет весь офис, включая самое высшее руководство. Да даже если и не знают, а всего лишь догадываются, просто предполагают, то скоро разнесётся молва об этом на весь персонал компании, слух превратиться в истину в последней инстанции, и несдобровать тогда Саше Лисицыну, ибо раздолбайство это — так относиться к совещаниям, к тому же столь представительным.
А по идее, вторник — это и есть начало трудовой недели, именно во вторник лучше всего начинать различные глобальные дела. И от настроя, с которым мы берёмся за эти дела, во многом зависит их исход, успешными они будут или нет. А вот такое вот разгильдяйство настраивает на соответствующий лад, пока существуют такие вот Саши Лисицыны, ничего хорошего от подобных акций ждать не стоит, загубят они всё дело, на самотёк они его пустят, коту под хвост, как говорится. И это одна из причин, почему я так негативно отношусь к пиарщикам вообще и к Лисицыну в частности.
Парень в стильном костюме закончил разговаривать и положил телефон на стол.
— Хм, — сказал он и опустил взгляд.
Все присутствующие бросили свои дела и смотрели исключительно на него.
— И что же он говорит? — спросил один из инженеров.
Пиарщик напрягся, подбирая подходящие слова.
Сейчас соврёт что-нибудь, — догадался я.
— Саша дико извиняется, — всё так же глядя в стол, вымолвил он, — что не смог вовремя оповестить вас. Дело в том, что он сейчас находится на другом совещании, крайне важном и срочном. Но он просил, чтобы без него не начинали, потому что он хочет курировать подготовку к юбилею лично. Ммм… — замялся пиарщик, — видимо, нам не остаётся ничего, кроме как сейчас разойтись по рабочим местам и встретиться в другой раз. О времени нового совещания мы вас оповестим отдельно.
Пиар-ас ты, Саша, — подумал я и поднялся из-за стола.
——————-
Поиски покоя приводят к беспокойству (понедельник)
Хорошая квартира (сентябрь 1999 года)
Очень нехорошая квартира (сентябрь 1999 года)
Троллинг как смысл жизни (вторник)
Три дебила (октябрь 1999 года)
Гидродинамика пиара (вторник)
Явление героини (декабрь 1999 года)
Ситуация с магнитофоном (январь 2000 года)
Предощущение свободы (четверг)
Из прошлого (январь 2000 года)
Уравнение Бернулли для закрытой двери (четверг)
Вещественное доказательство (апрель 2000 года)
Великая толерантность (пятница)
Операция «Освобождение» (апрель 2000 года)
Время уныния ещё не пришло (воскресенье)
——————-