Время уныния ещё не пришло. Уцелел (понедельник)

Уцелел (понедельник)

Автобус мчался по проспекту Октября. Точнее — по той его части, которая лишена оживлённых перекрёстков и скоплений переходящего дорогу народа, а посему на этом отрезке автобусы развивают достаточно высокую скорость, навёрстывая время, потерянное до этого в пробках. Скоро мы проедем по мосту над железнодорожным переездом и ворвёмся в северную часть города, в мои родные места.

Водитель прибавил звук на своём радио, и в салон ворвалась мелодия группы «Воскресенье»:

«И чья вина, что день за днём

Уходит жизнь чужим путём,

И одиноким стал твой дом,

И пусто за твоим окном…

И чья вина, что ты один,

И жизнь одна и так длинна,

И так скучна, а ты всё ждёшь,

Что ты когда-нибудь умрёшь…»

Мне повезло, я выжил. Уцелел в неистовой схватке, в еженедельной понедельничной мясорубке, перемалывающей тонны офисного планктона в фарш, в рабочий процесс, в исполнение обязанностей, взятых на себя обязательств. Я выжил, обошёлся незначительными потерями, а, значит, всё не так уж и плохо.

Понедельник — день ни о чём. Его едва хватает на раскачку, на то, чтобы вспомнить то, над чем работал на прошлой неделе, вникнуть в суть проблемы и слегка познакомиться с новыми задачами. Моё руководство, слава богу, это понимает и особо не дёргает нас в начале новой недели, давая адаптироваться и, так сказать, бескровно войти в рабочее русло. Надо полагать, они, наши начальники, тоже по понедельникам приходят на работу с тяжёлой головой и разделяют мою точку зрения: завтра будет лучше, чем сегодня, вот во вторник я…

Вообще-то я люблю свою работу, стараюсь считать её своим делом, а себя — хорошим годным сотрудником, исполнительным и способным. Следует заменить, не один я так думаю.

Вот только часто бывает так, что процессы, в которые я бываю вовлечён, не имеют отношения к моим непосредственным обязанностям. Взять хотя бы это празднование юбилея — вот на кой оно мне? Зачем бросать в это дело всех подряд — и тех, кто хочет, и тех, кто нет?

Эх, тупая неразборчивая гребёнка в руках ответственного за составление списков! Всех в одну кучу — и самых лучших, способных принести пользу компании, и самых бездарных, зря получающих зарплату. За это я и не люблю работать в коллективе. Особенно в таком, руководит которым не хороший хозяйственник, знающий толк в инновациях, а бухгалтер, только и считающий прибыли и убытки.

Именно так — иногда нужно идти на дополнительные жертвы и тактические расходы, чтобы получить в итоге стратегическое преимущество, существенную выгоду — не сегодня, не завтра, а, может быть, через месяц или год — долгосрочное планирование, а не сиюминутное удовлетворение мелочных потребностей.

Впрочем, было у меня одно страшное предположение, которое сводило на нет все эти рассуждения, делало их бессмысленными, лишними, праздными. Мысль эта была из разряда табуированных, крамольная она была, запрещённая — не только к огласке, но и для внутреннего пользования, если так можно выразиться. Самому себе я не разрешал думать на эту тему, подспудно боясь найти ей подтверждение.

Меня можно понять — страшно рушить тихое размеренное существование ради поисков высших смыслов. Осознание гипотетически существующего, скрытого от посторонних взглядов истинного положения дел в одночасье уничтожит мой уютненький мирок офисного хомячка. Уж лучше быть глупенькой белкой, вращающей бесконечное колесо, нанизанное на одну из многочисленных осей машины под названием Корпорация, нежели искать глубинный смысл всего происходящего и своей роли в этом бренном бытие.

Но как-то так вышло, что я задумывался об этом. Может быть, меня так воспитали, а может, это было врождёнными способностями, но я достаточно часто задавался вопросом — а для чего всё это?

Задумывался и задавался вопросом — не совсем точные выражения. Скорее, эти вопросы сами возникали у меня в голове, я же, как правило, гнал их оттуда, переключался на более насущные проблемы, не желая обрекать себя на мучительные поиски правды. Однако чем чаще и неистовее я отбрасывал эти неприятные размышления, топил их в болоте будней и пошлой суеты, тем навязчивее они становились, тем больше меня захватывало ощущение, что что-то не так.

Подозрение в том, что я выбрал неправильный путь, что иду по чужой дороге, захватывало моё подсознание, по-хозяйски входило в мировоззрение и пыталось диктовать свои условия. Зачастую брало верх, но ненадолго: как правило, мне удавалось переступить через себя и в очередной раз разбить наглого захватчика и обрести душевный покой.

Увы, от правды не уйдёшь, не скроешься, не утопишь в вине. Задабривание себя подарками, подачками, поблажками лишь на время даёт ощущение благополучия. Но рано или поздно эйфория проходит, и неизменно наступает похмелье, серость, осознание истинного положения дел, идентификация себя как ничтожества, занимающегося самообманом и имитацией собственной успешности.

Любой маломальский анализ ситуации и сопоставление её со сколь-нибудь значимыми для меня глубинными потребностями хлёстко, больно обжигало уверенностью: это не моё!

Не для того я родился. Пришёл в этот мир не для того, чтобы просиживать свои лучшие годы в конторе, в офисе компании, цели и методы которой мне всегда были чужды, ожесточённо выстукивать клавишами тексты, непонятные своим содержанием.

Неутешительные выводы не давали мне покоя по ночам, отдавались внутри мучительной неудовлетворённостью при виде людей, которые нашли в себе силы справиться, встать выше обстоятельств, сделать себя, наполнить свою жизнь и жизнь окружающих их людей смыслом, за который им не придётся краснеть перед лицом вечности.

Нет, нет, нет, не для этого я был создан, не для этого…

Как всегда, внутренний контролёр, полицейский надзиратель, моё сверх-Я проснулось с небольшим опозданием. Оно выколотило из головы неуместные мысли и заставило посмотреть в окно: дорожные картинки, быстро меняющиеся по ходу следования автобуса, — это самое лучшее средство отвлечься, засунуть голову в песок.

Могло бы хоть подкинуть какую-нибудь задачку из повседневности, чтобы занять моё внимание, — брезгливо подумал я и уставился в окошко.

Автобус проехал мост, под которым зелёной гусеницей проползала электричка, и теперь медленно, но упрямо уходил вправо. Промчавшись несколько сотен метров по проезду, название которого для меня всегда оставалось тайной, мы свернём на улицу Ульяновых, а там уже и рукой подать.

Как минимум, мои рассуждения позволяли мне относиться к моей работе не так ревностно, как предполагает моё начальство. Ведь если это дело не моё, не суть моей жизни, то и напрягаться особо нет смысла. И не то, чтобы я делал свою работу совсем уж тяп-ляп, спустив рукава, но иногда всё-таки закрывал глаза на некоторые недочёты, как мои собственные, так и моих достопочтенных коллег.

Всё правильно, нечего напрягаться, незачем лезть из кожи вон, портить нервы и сгорать, ибо успеешь всё это сделать, когда найдёшь своё дело, когда поймёшь, что вот она — квинтэссенция твоего бытия, альфа и омега, причина причин.

Мы просто нанятые сотрудники — вот и всё. Нам платят деньги, и мы делаем то, что от нас требуется.

В этом смысле, было, разумеется, правильным полностью смириться со своей участью, на всё наплевать и воспринимать полученное задание — подготовку к юбилею и связанные с ним перипетии — как должное, по логике, это часть того, за что мне платят. Но внутренний протест, некая упругая струна, видимо, остатки гордости специалиста, живущего во мне, ни за что не позволяли мне этого сделать. Есть вещи, которые я делать не буду ни при каких обстоятельствах, к таким занятиям я относил и любые пиар-акции. В самом деле — что я им, рекламщик какой-нибудь что ли? Клоуна во мне увидели?

Свой гнев по поводу того, что участвовать всё равно придётся, я сдерживал лишь одной мыслью: всё это временно. Пройдёт какое-то время, я уйду отсюда, найду своё дело, начертанное в книге моей судьбы, единственно правильное, то, которое будет мне нравиться, то, которому не жалко будет посвятить себя и свою жизнь. Тогда всё встанет на свои места, и я обрету душевное равновесие.

Вот только когда это будет? Я временно на этой работе, но, как известно, нет на свете ничего более постоянного, чем временное…

Меня опять понесло в сторону самокопаний и самобичеваний. Нужно было завязывать, и как нельзя вовремя зазвонил телефон.

Это была Ася, которая как всегда тихо и нежно промурлыкала:

— Привет, ты где? Уже едешь?

Молодец Аська! Умничка моя, ты всегда спасаешь меня в трудных ситуациях.

Она сказала, что ждёт, что на ужин у нас картофельное пюре с сосисками, что ей холодно и хочется спать, но без меня она не хочет ложиться и всё такое прочее — бальзам на мою израненную собственными наскоками душу.

Поговорив с ней, я вздохнул с облегчением. Кажется, жизнь налаживается, в лице Аси я обрёл идею, по меньшей мере, одну причину, по которой есть смысл ходить по этому свету и продолжать своё жалкое существование. Ради неё можно было поступиться своими принципами, ведь ради кого-то же нужно ими поступаться, приносить себя в жертву.

Автобус проехал улицу Ульяновых и свернул направо, на Первомайскую.

Обломки эпохи — наша повседневность наполнена ими. Как-то так исторически сложилось, что в новое время, в пору перемен и старательного затирания советского прошлого, в моём городе почти ничего переименовывать не стали, Первомайская так и осталась Первомайской, а центральная площадь так и носит имя Ленина. Социалистические штампы иногда раздражают своей однообразностью и какой-то пресностью, как мясо, вываренное до безвкусного резинового состояния.

Зачем оставлять старые названия, не лучше ли раз и навсегда вычеркнуть эти тени из прошлого, эти стереотипы минувшей эпохи?

С другой стороны — это часть нашего наследия, чёрт бы с ним, пусть будет как есть, никому же вроде не мешает. К тому же, у той эпохи есть чему поучиться, не всё было однозначно плохо и серо.

По крайней мере, в тот исторический период не было такого безобразия как сейчас, не было таких идиотов, которые ломают себе голову над тем, зачем они живут, ищут какие-то иллюзорные смыслы. В то время, надо полагать, всем всё было понятно, цели и идеи были у всех одинаковы, все ходили строем, и никто особо не выпендривался.

Водитель объявил остановку, и я встал со своего места. Следующая была моя.

Двери закрылись, водитель ещё раз напомнил:

— Остановка «Кинотеатр «Победа»». Следующая остановка… — но отчего-то замялся, помолчал несколько секунд, нашёл нужные слова и закончил: — …«Улица имени Регины Орловой».

Я застыл в ужасе.

Этого не может быть! Сроду у нас не было такой улицы! Никогда не слышал о человеке, хоть сколько-нибудь известном, чтобы назвать в честь неё целую улицу!

Нет, это всё от усталости, мне явно послышалось. Как же нужно было оговориться, чтобы так исковеркать название моей остановки! Какой дикцией обладает водитель, если мне послышалось такое? Я проговаривал про себя правильное название, сопоставляя с тем, что только что услышал: у-ни-вер-маг… у-ли-ца-ре-ги-ны-ор-ло-вой…

Похоже, похоже, — убеждал я себя, но думал уже не о том.

Утреннее оцепенение вернулось, шок, в который повергли меня слова Альфа, вновь сразил меня наповал.

Чёрт бы побрал всю эту историю!

——————-

Поиски покоя приводят к беспокойству (понедельник)

Хорошая квартира (сентябрь 1999 года)

Уцелел (понедельник)

Очень нехорошая квартира (сентябрь 1999 года)

Троллинг как смысл жизни (вторник)

Три дебила (октябрь 1999 года)

Гидродинамика пиара (вторник)

Стигматы? (ноябрь 1999 года)