Экипаж, который спас человечество
Фантастический рассказ
Они ещё немного постояли, после чего продолжили путь.
— Не оборачивайся! — строго говорит Кравиц, заметив невольное движение Клары.
Та одёргивается, протирает лицевое стекло скафандра.
— Не оборачивайся, — повторяет Кравиц чуть менее категоричным тоном. — Ни к чему это сейчас, — добавляет он совсем мягко.
Бесплодная тускло-жёлтая равнина. Кажется, что снаружи очень жарко, но это, конечно, не так. Там, за оболочкой скафандра, ниже нуля по Цельсию, а эффект зноя вызван общим видом ландшафта — каменистая, сухая поверхность, как в земной пустыне. Утро будто бы пасмурное, но это в обыкновении Марса — хмурое Солнце визуально существенно меньше привычного. Светит в спину, блеклое, выцветшее на здешнем небе, мутноватое за рыжими пылевыми облаками.
Мрачная пустая равнина. Мёртвая, как Хавьер, которого они оставили лежать на безвестном холме.
Спрятали тело под сыпучим песком и вбили некое подобие креста, сооружённое из подручных средств и кое-каких элементов скафандра. После непродолжительной и сиротской церемонии решили назвать пригорок Приютом Хавьера и отметили местоположение на карте.
Торжественно и с тяжестью на сердце поклялись друг другу, что после окончания злоключений обязательно отыщут это место. Старались не смотреть друг другу в глаза — понятно, что вряд ли сдержат данное обещание. Да и нет уверенности в том, что выберутся вообще…
С неприятным холодком где-то под желудком, Клара вспоминает, как обирали погибшего товарища: сняли со скафандра блоки с питанием и водой, баллоны с дыхательной смесью — зачем они мёртвому? К моменту захоронения скафандр Хавьера выглядел изрядно потрёпанным, будто ободранная дикими птицами одежда. Быть может, такой же вид в далёком прошлом Земли имели тела моряков, павших от цинги и брошенных товарищами за ненадобностью.
Только цинга нынче ионизирует.
— Перестань оборачиваться! — требует Кравиц.
— Я тебя нервирую? — до каменности невозмутимо спрашивает Клара.
— Перестань спорить! — прикрикивает Кравиц, взывая к здравомыслию.
— Прости… — после небольшой паузы отвечает Клара. — Меня опять тошнит… — жалуется она.
— Хочешь, сделаем привал? — с готовностью отзывается мужчина, тут же меняя раздражение на услужливость. Заглядывает Кларе в глаза — насколько это возможно сквозь пыльные, помутневшие стёкла двух скафандров.
— Не знаю… — безвольно произносит Клара и, разминая плечи, чуть ведёт в стороны своей ношей — космическим ранцем с кое-как притороченным к нему дополнительным снаряжением: связка разнообразного скарба из арсенала Первой марсианской экспедиции.
Клара тяжело опускается на колени, Кравиц присаживается рядом, на небольшой холмик ржавого песка.
С каким облегчением Клара дала бы волю организму! Безусловно, это избавило бы от физиологических мук, что её терзают, но как потом пережить последствия рвоты внутри скафандра?
Сказать честно — у неё такое уже было, но произошло это ещё на пути к Марсу, в «Колумбии», а на корабле имелись резервные скафандры и возможность почистить испачканный.
Здесь же такой фокус не пройдёт, и Клара будет вынуждена… О, ужас… Её передёргивает от одной только мысли…
— Как ты? — участливо спрашивает Кравиц.
В ситуации, когда у тебя на целой планете никого больше нет, будешь стараться. Была б возможность, он бы физически помог, поухаживал, но как это сделать сквозь оболочку скафандра?
— Уже лучше… — прислушавшись к ощущениям, отвечает Клара. — Кажется, отлегло… — к общей радости сообщает она. — Можно мне ещё пентактина? — кротко спрашивает Клара, и Кравиц чувствует в её взгляде острую жажду обезболивающего. Даже сквозь два помутневших стекла видно, что Клара будет выпрашивать до последнего.
— Не знаю… — сухо и нерешительно отвечает он. Чуть молчит, после чего прибавляет: — Две с половиной единицы, не больше, — а сам тоже тянется к управляющему пульту на руке.
Однако выжидает, пока Клара примет транквилизатор, и только после этого позволяет и себе одну единицу.
Оба дышат тяжело. Глубоко и хрипло. С паузами. Температура тела у обоих зашкаливает ближе к лихорадочной. И голова — раскалывается, будто бы горит изнутри, но это уже почти вошло в привычку. Пульсирует в неровный такт через силу бьющегося сердца.
Оба не глядят друг на друга — горько стыдятся проявленной слабости. До сих пор считают употребление пентактина чем-то позорным, не достойным настоящего космонавта — участника Первой инопланетной колонизации. Но что им ещё остаётся?
— Как я выгляжу? — спрашивает Клара.
Кравиц оборачивается к спутнице, пристально меряет взглядом с головы до ног, после чего кивает и говорит:
— Вполне! — но тон его наигран. — Вполне себе боевой вид! — даёт оценку Кравиц, хотя хочется сказать «не очень».
Раньше он шутил про румянец, про «марсианский» загар Клары, даже не подозревая, что шутит на грани. Не сразу понял, что внезапный и так называемый «загар» — один из признаков облучения.
Кравиц приподнимает левую руку и смотрит на дисплей с часами.
— Восхождение уже началось, — говорит он. — Давай разворачиваться, — без особого энтузиазма произносит мужчина, имея в виду ставшие привычными манипуляции с радиостанцией дальней связи.
— Не хочу, — категорично отвечает Клара. — Не буду! — Она упирается руками в песок, пытаясь подняться, но сил не хватает — видимо, пентактин ещё не подействовал.
— Клара, — наставительным тоном говорит мужчина, — это необходимость! — Он ловит её за ранец, в котором и находится радиостанция.
— Ох, Кравиц… — тяжко вздыхает Клара. — Нет никакой необходимости! — упрекает она. — Не хуже меня знаешь…
Но тот словно не слышит.
— Они уже высоко… — бормочет Кравиц, даже поднимает голову и пристально вглядывается в небо, будто бы что-то можно разобрать за грязно-жёлтыми тучами. — Уже довольно высоко… — говорит он, вынимая из ранца оборудование дальней связи.
А Клара не может определить, о ком тот говорит. В её спутанном сознании всё перемешалось: и Земля — зеленоватая утренняя звезда марсианского неба, и «Колумбия», раз в несколько часов проносящаяся над ними по орбите, и «Бета-группа», которая уж точно никак восходить не может.
— — —
Кларе ни за что не забыть момент отстыковки от базового модуля. Быть может, ей осталось совсем не много, жить несколько дней или даже часов, но всё это время она будет помнить пугающее оцепенение и безмерное одиночество, которое испытала, наблюдая удаляющуюся от «Гамма-модуля» «Колумбию».
Конечно, их готовили. Тысячу раз, на Земле в симуляторах и тренажёрах, на аналогах и полноразмерных моделях в околоземном пространстве, они отрабатывали манёвр отстыковки, и технически экипаж Первой марсианской был к этому готов.
Но после произошедшего, после полученных с Земли предписаний, противоречивых приказов, всё это выглядело и переживалось как предательство. Подобно тому, как хозяин бросает домашних питомцев, которых ранее приютил. Как командир, кинувший подопечных на произвол судьбы.
Четверо космонавтов заворожённо взирали на уходящую вдаль «Колумбию», и первым нашёлся неунывающий Хавьер.
— Придётся осваивать профессию колонизатора, — неприятно пошутил он, но никому не смешно.
Ему и самому было не до смеха, сказал это для того, чтобы нарушить проклятое безмолвие. Он нервно склабился и неуверенно оглядывал товарищей по посадочной группе.
Группе, состав которой наполовину не совпадал с первоначальным штатным расписанием.
Сам Хавьер, например, должен был остаться на «Колумбии», в «Альфа-группе».
Понятно, что элемент универсальности предусмотрен комплексом подготовки к экспедиции. Каждый член экипажа обладает знаниями и навыками к тому, чтобы заменить любого другого, — это официальная идеология всех земных космических агентств и корпораций, проверенная временем практика, логичный и заведённый с давних времён порядок.
Но вместе с тем, каждый из экипажа имеет специализацию, основной профиль — профессию, на которую учился, освоил и знает лучше чего-либо другого.
И если Клара и Наби изначально входили в число тех, кому предстоит спуститься на Марс в первую очередь, то Кравиц и Хавьер должны были оставаться на «Колумбии».
— «Гамма»!.. «Гамма»!.. — зашипело из радиопередатчика. — Как чувствуете себя? Приём…
Напряжённое переглядывание: никому не хотелось отвечать капитану «Альфы» Цейцу. И хотя он здесь, конечно, ни при чём, но, тем не менее, Цейц, в силу своей роли, олицетворял изменчивые земные силы, в его голосе Клара услышала предательские нотки, притворство лицемера.
Навязчивое олицетворение. Наваждение, разумеется: Цейц такой же заложник ситуации, как «Гамма-экипаж», как любой из них.
— «Колумбия», слышим вас, — наконец отозвался Кравиц. — Самочувствие нормальное, — нехотя сказал он. — Техника… — Кравиц бегло глянул на дисплей, прочитал картинку сводных данных, — в норме… — через силу, тяжело сглотнув, добавил Кравиц.
С обоих концов канала зависла пауза. Хотя его не видно, чувствовалось, что Цейцу тоже сказать нечего. Затруднялся с общением, не хуже других ощущал напряжённость момента.
— Хорошо, — заполнил молчание Цейц, после чего опять наступила тишина: видимо, капитан «Колумбии» подыскивал подходящую тему. — Кстати, справа по борту! — вспомнив, с вымученной радостью спохватился он. — Если взглянете, то увидите «Бета-модуль»…
— Правда?.. — не менее вымученным тоном ответил Кравиц — пытался поддержать разговор, но получалось совсем по-упаднически.
— Да, они как раз проходят мимо, начинают манёвр снижения, расстояние от нас — порядка двадцати двух километров.
Наби и Хавьер без особого интереса посмотрели в обзорное окно. Клара же не двигалась, безразличная в охватившей её прострации.
— Разминулись, — через пару минут сообщила Наби.
— Докладывают, что всё по плану, — сказал Цейц.
Смотрелось происходящее как разговор старых, но не очень добрых знакомых. Когда встречаешь человека, которого не видел лет десять, потому что разругался в пух и прах. Пройти мимо будет совсем некрасиво, а общих тем всё равно не сыскать. Или тем паче — волею случая оказаться с таким человеком в одном купе, в поездке на дальнюю дистанцию.
Вот и тут — Цейц был обязан контролировать полёт «Гамма-группы», а они должны отвечать на его запросы и вопросы. Но между двумя экипажами — стена вынужденной неприязни, воздвигнутая кем-то с Земли.
— «Гамма»! — вновь вызвал Цейц. — «Гамма»!
— На связи, — ответил Кравиц.
— Я хотел сказать… — начал Цейц, но в эфир ворвались помехи. — Меня слышно?.. Хотел ещё сказать… — прошипел он, но утонул в колыханиях радиоволн.
— Да, да, «Колумбия», слушаем вас! — невольно повышая голос, произнёс Кравиц.
Но в ответ — лишь молчание. Шум помех сменился абсолютной тишиной, что довольно странно. «Колумбия» отключила передатчики? Без предупреждения перешли на другую частоту? Так не принято, и Хавьер буквально вперился в обзорное окно, чтобы получше разглядеть материнский модуль. Изо всех сил задрал голову, прижался щекой к холодному стеклу, стараясь выхватить взглядом зависшую прямо над ними «Колумбию».
— «Колумбия»! «Колумбия»! — безуспешно взывал в эфир Кравиц. — Куда пропали?..
— Странно, — пожала плечами Наби. — Мы вполне в пределах видимости. Так ведь, Хавьер? — с тревогой спросила она.
— Ну конечно! — согласился Хавьер. — Я их даже вижу! — сказал он и ещё сильнее прижался к стеклу. Была бы возможность, Хавьер, вероятно, вылез наружу — если бы это дало лучший угол обзора.
— «Альфа»! «Альфа»! — позвал Кравиц, стараясь звучать непринуждённо. — «Гамма» вызывает «Альфу»! Ответьте! Приём!.. Вероятно, помехи… — кинул он коллегам. — Сбой, вызванный электромагнитным возмущением… Наверное, пучок солнечной энергии… — успокаивал Кравиц, нисколько не принимая во внимание тот факт, что находились они в тени Марса.
Солнце спряталось за песчаной планетой, и никакой сгусток энергии, исторгнутый светилом, не мог бы к ним пробраться. Даже очень ретивый и изворотливый пучок излучения.
— Выглядят нормально… — сообщил Хавьер, успевший повнимательнее рассмотреть «Колумбию». — Даже сигнальные огни включены.
— «Альфа»! — продолжал Кравиц. — «Альфа»! Цейц, ответь «Гамме»! Мы вас не слышим! Это Кравиц! Цейц, ты меня слышишь?!
А в ответ — лишь тишина.
— — —
Потом, уже после приземления, они видели вспышку — прочерченную в грязном небе огненную траекторию, которую чуть позже, сверившись с полётной документацией, Клара определила как совпадающую с курсом «Колумбии».
Даже подумать было страшно, но они нашли в себе силы обсудить вероятные причины возможной аварии. Впрочем, в своих предположениях ни к чему не пришли: была ли это катастрофа или просто неспешный метеорит, разрушившийся в неплотной атмосфере Марса. Какие обстоятельства и неисправности могли спровоцировать крушение — не ясно, слишком многого они не знают, и поэтому продолжают, раз от раза, каждые несколько часов пытаются связаться с «Колумбией».
Но та не отвечает. Пустой эфир, проклятое молчание.
— Уже должны были зайти за горизонт, — выцветшим голосом говорит Клара.
Кравиц не сразу обращает внимание на её слова. По инерции высылает запросы на обнаружение сигнала и ожесточённо вглядывается в экран, на котором нет и намёка на чьё-либо присутствие. Чистые сектора, никого в эфире — ни «Колумбии», ни «Бета-группы», ни Земли — но Кравиц не спешит с ответом.
Он поднимает руку и долго всматривается в хронометр, отмеряющий неумолимый ход марсианского времени. Жест глупый и неоправданный — с таким же успехом Кравиц мог следить за часами на дисплее радиостанции.
Наконец он произносит:
— Да, пожалуй, что скрылись… — Смотрит в сторону, не желая встречаться с Кларой. — Не получилось на этот раз… — говорит мужчина о несостоявшемся сеансе связи.
В понимании Клары — обманывает себя.
Себя — потому, что обманывать Клару уже давно бессмысленно: ей-то и до приземления всё было понятно. В какой-то момент, когда они ещё находились на «Колумбии», наглая пессимистичность грубо сдёрнула с Клары розовые очки романтического первопроходца космоса, и теперь её никому не спасти.
Не верит Клара в успешный исход экспедиции. А когда испытывает прилив сил или подъём настроения — то это наверняка истерика или действие пентактина.
Кравиц сворачивает радиостанцию — продолжать смысла нет. Сейчас они упакуются, двинутся в путь, а спустя четыре часа он попробует снова.
— Знаешь, я перестала вести журнал учёта… — тихо и отвлечённо говорит Клара. — Учёта употребления…
— Я заметил, — отвечает Кравиц и отворачивается в другую сторону.
Клара ждёт продолжения. Своими словами Кравиц только что разделил с ней эту непростую ответственность, и она ждёт. Не обязательно одобрения, Клара испытывает неодолимую потребность хотя бы в том, чтобы Кравиц сказал, что не порицает её за проступок.
Но Кравиц ничего не говорит.
— И молчишь?.. — упрекает она. — Продолжаешь молчать?
— Сворачиваемся, — сухо кидает он и тянется к Клариному ранцу.
— Мне кажется, что мы проявляем излишнее усердие, — с горькой иронией говорит Клара и, делая движение корпусом, ловко уворачивается от рук Кравица.
— Что ты имеешь в виду? — хмуро, в нехорошем предчувствии спрашивает тот.
— Думается мне, что никто из них… — Клара делает широкий жест — взмах руки от неба вниз, к земле, и в сторону, вдоль горизонтальной поверхности. — Никто из них не стал бы так переживать о нас… — усмехается Клара, и Кравиц понимает, что говорит она не только об экипаже «Колумбии», но и о «Бета-группе».
— Почему ты так решила? — вынужден уточнить Кравиц.
Клара хихикает — нервно и не предвещая ничего разумного, что, как заметил Кравиц, является верным признаком того, что наркотик начинает оказывать действие.
— Мне кажется, была бы возможность — они бы нас прихлопнули, — смеётся она.
Кравиц даже спрашивать не хочет, о чём таком она говорит, а Клара как ни в чём не бывало продолжает:
— Ну, там, если бы, например… — речь её становится сбивчивой, — если бы, скажем… — она допускает паузы, не сразу находя нужные слова. — Мне кажется, что имей мы общие ресурсы, и эти ресурсы были бы ограничены, Цейц или любой другой из его команды… — Клара громко смеётся. — Короче, прихлопнули бы нас… Не задумываясь… А? Как считаешь?
Кравиц старается промолчать, понимая, что стал свидетелем очередного приступа извращённой эйфории. Защитная реакция Клары трансформируется во что-то поистине уродливое: жалость к товарищам, которых она считает погибшими, обернулась ненавистью. Скорбь по утрате мутирует в насмешку.
Заниматься оплакиванием — слишком большая роскошь в их положении. Поэтому Клара идёт по пути наименьшего сопротивления — проще думать о них что-то плохое, по крайней мере, на душе не так горестно.
— Мне кажется — мы умрём, — убеждённо говорит Клара. — В этом не может быть никаких сомнений. Как ты думаешь?
Кравиц молчит, рассуждать на подобные темы, разумеется, не хочется. А Клара требует с него ответ, будто бы ей это очень нужно.
— Кравиц, скажи же! — настаивает она и порывается повернуться, но Кравиц хватает женщину за плечо и не даёт ей этого сделать.
Клара жаждет взглянуть ему в глаза, а для этого нужно развернуться всем корпусом. Кравиц делает вид, что возится с её ранцем, и что дело это крайне важное, поэтому грубовато и с силой возвращает Клару в исходное положение.
— Мы умрём! — уверенно и назло огрызается Клара, вынужденно оказавшись скованной в движениях. — И они умерли! Они все погибли! Ты слышишь?! — с жалящей яростью хрипит она, срывает голос и, страшась того, что кашель опять будет с кровью, становится ещё злее. — «Альфа» погибла! Хватит делать вид, будто не веришь в это! Хоть сейчас посмотри правде в глаза! Ты!.. — рычит Клара, подыскивая ругательство.
Кравиц протягивает руку и легонько стукает её по шлему.
— Считай, что это пощёчина, — поясняет мужчина. — Прошло?
Клара вмиг возвращается в чувство.
— Прошло, — смиренно и с сожалением произносит она.
На секунду Кравиц ослабляет хватку, и этого хватает, чтобы Клара обернулась и взглянула ему в глаза.
Лишь мгновение.
После чего поворачивается к Кравицу спиной — в другой ситуации жест можно было бы принять за проявление неуважения или как знак того, что Клара не желает продолжать неприятный разговор. Но при данных обстоятельствах Клара просто предоставляет Кравицу доступ к висящему за спиной ранцу и демонстрирует своё полное подчинение.
Закончив с упаковкой оборудования, Кравиц встаёт в полный рост — насколько позволяет воспалённо ноющая поясница. Разрешает себе болезненно поморщиться — пока не видит Клара.
Когда она вновь поднимает взгляд и смотрит на Кравица, лицо его уже полно решимости, исполнено упёртой целеустремлённости. А по её виду не скажешь, что несколько минут назад Клара устроила истерику.
— Идём? — холодно спрашивает Кравиц.
— Идём, — вздыхает женщина и поднимается с земли — тяжело, с нескрываемым усилием в каждом движении.
— — —
Яблоков задраил люк за последним прибывшим и, осторожно крутанувшись на месте, повернулся к ним лицом.
— Ну? — требовательно буркнул Хавьер.
— Сейчас, сейчас, — пообещал Яблоков. Места себе не находил, чувствовалось, что хотел сказать что-то важное, суетился и делал много лишнего.
— Говори! — не терпелось Чжану.
— Ребят, нам нужно держаться вместе! — выпалил Яблоков — внушительно, но в то же время, к всеобщему разочарованию.
Это всё? Ради этого он всех собрал? Соблюдая непонятную конспирацию, можно сказать — втайне, прячась от капитана, что само по себе нешуточная заявка.
— Понятное дело, — усмехнулся Хавьер. — А как же иначе? Мы — в космосе, разве можно тут вести себя по-другому? — Хавьер развёл руками и оглядел товарищей.
— Ты не понял! — горячо возразил Яблоков. — Нам нужно быть вместе и действовать сообща!
— Ну разумеется! — кивнул Хавьер. — Кто бы сомневался! Ты говоришь прописные истины! Или я чего-то недопонимаю?
— Вне зависимости от того, что происходит на Земле! — Яблоков наконец сказал то главное, ради чего созвал коллег в лабораторный отсек «Колумбии».
— Ты хочешь сказать, что мы должны выступить против Цейца? — озвучил витающую в воздухе идею Кравиц.
— Не так категорично, но в целом, мысль ты уловил, — сказал Яблоков, как бы указывая открытой ладонью в сторону Кравица — жест, выражающий одобрение.
Полминуты молчания. Тишина, конечно, не полная: шум корабельных систем никогда не стихает. Но Кларе тогда показалось, что к этому постоянному, сопровождающему их два месяца гулу примешивалось что-то постороннее, непривычное.
Будто потрескивание, которого она ранее не замечала. Вполне возможно, что звук и в самом деле существовал, а Клара просто не обращала на него внимания, однако ей показалось, что это треск, с которым разваливалась дружная команда Первой марсианской экспедиции. Некогда единый экипаж тихо трескался — сначала пополам, затем — дальше, на части поменьше.
— Нельзя! — решительно возразил Чжан. — Так не пойдёт!
— Долетались! — возмутился Хавьер.
— Ребят, ну вы что?.. — вступила в разговор тихая Наби. — Мы будем дружить против капитана?.. — Наби кротко и просительно посмотрела на Оливию, но та будто не заметила её взгляда.
Наби и Оливию связывали дружеские отношения, которые начались ещё до старта с Земли — всем это известно. Однако в тот момент Оливия явно поддерживала Яблокова — лидера «Бета-группы», в которой Оливия оказалась неожиданно для себя, но вполне естественно для создавшейся политической ситуации.
— Не пойдёт так! — повторил Чжан и для большей убедительности попеременно оглядел Яблокова, Хавьера и Кравица — вероятно, наиболее авторитетных из собравшихся членов распадавшегося на глазах экипажа.
— Да нет же!.. — возразил Яблоков, и по нему было видно, что уже глубоко сомневался в целесообразности приглашения Чжана.
Чжана, как и следовало ожидать, определили в «Альфа-группу», которая должна была оставаться на «Колумбии» ещё как минимум две недели. Вполне понятно, что он заодно с Цейцем, и Яблоков отчётливо жалел, что позвал Чжана на стихийно организованный совет. Подумал, что по возвращении тот сразу же доложит обо всём капитану…
— Неизвестно ещё, что лучше: остаться на «Колумбии» или спуститься на Марс, — будто прочитав мысли Яблокова, многозначительно произнёс Кравиц.
Яблоков устыдился допущенным предположениям, которые, как ему показалось, угадывались по выражению его лица. Он опустил взгляд и покраснел.
— Конечно, тебе-то легко рассуждать! — вступилась за своего лидера Оливия. — В «Гамма-модуле» — хоть на край Галактики! — Она сверкнула огненным взглядом в сторону Кравица, зло намекая на устоявшийся в коллективе миф о том, что «Гамма-модуль» находится в лучшем техническом состоянии, нежели машина, в которой предстояло спускаться на Марс «Бета-группе».
— Да перестаньте! Вы, оба! — взмолилась миролюбивая Наби. — Ну нельзя же так, Олли! — она схватила ладонь подруги и принялась нервно поглаживать. — Нас всё равно никто слушать не будет!
И это подействовало — мгновенно и отрезвляюще. Все враз замолчали, потеряв всякое желание к дальнейшему спору.
— Вот именно, — в фирменном, франтоватом и слегка высокомерном, стиле хмыкнул Хавьер. — Никто там, — он кивнул в сторону полного звёзд обзорного окна, — нас спрашивать не будет!
— Не забывайте о том, что в случае чего, Земля всегда может перейти на дистанционное управление, — поддакнул Чжан. — И мы ничего с этим поделать не можем. — Из его уст это прозвучало как наиболее выгодный и безопасный для остававшихся на «Колумбии» вариант.
— Вплоть до того, что они могут даже расстыковать нас, — авторитетно заявил Хавьер. — Причём — без нашего ведома, есть у них такая возможность.
— Надеюсь, до этого не дойдёт, — сказала сумевшая охладить пыл Оливия.
— А вот это зависит теперь только от нас, — заметил Хавьер. — Целиком и полностью зависит от нас. От нашего здравомыслия и… — Хавьер замялся, подыскивая подходящее выражение, — и нашего чувства долга… — добавил он с не идущей моменту ухмылкой.
— Земля… — тихо произнёс Кравиц.
— Земля теперь у каждого своя, — в строгом тоне резюмировала Оливия.
— Ребят, ну зачем вы так?.. — из последних сил взмолилась Наби. — Нам нужно быть вместе! — призывала Наби, но её уже никто не слышал.
— — —
Она умерла первой.
То есть — первой в «Гамма-группе»: ведь о судьбе других групп им до сих пор ничего не известно.
В точке посадки «Гамма-модуля» уровень радиации аномально зашкаливал. Аномально, разумеется, по сравнению с ожидаемыми показателями.
И понятно, что Марс не достаточно изучен, чтобы можно было строить точные прогнозы и рассчитывать на доскональное совпадение с представлениями земных специалистов. Каждый, разумеется, осознавал, что всё будет немного по-другому, но чтобы настолько…
Годичная доза за час!
О развёртывании лагеря речь даже не шла: снаряжение не было рассчитано на постоянное, интенсивное и очень жёсткое излучение, а технология постройки временных жилищ не предусматривала такую защиту. На коротком и немногословном совещании они обсудили лишь возможные причины наблюдаемой обстановки и приняли логичное и единственно верное решение — покинуть местность.
Наби… Милая, хрупкая Наби… Будучи планетологом и геологом, она объясняла природу излучения исключительно естественными причинами: вполне возможно, где-то рядом имеет место поверхностный выход урановых пород.
Наби была настоящим учёным и, невзирая на царивший в «Гамма-группе» хаос, записала свои наблюдения и даже зарисовала что-то вроде плана местности. Пообещала вернуться, когда всё наладится и она будет располагать соответствующими защитными средствами, но…
Её намерениям не суждено сбыться.
По всей видимости, в «Альфа-группе» Наби оказалась наименее устойчивой к повышенной радиации. Не преодолели и двадцати километров, когда она зашлась в очередном приступе кровавого кашля — в своём последнем приступе. Наби упала на землю — и встать уже не смогла.
Кларе никак не избавиться от воспоминаний о кошмарных подробностях — как они склонились над Наби, пытались говорить с ней, а Кравиц через систему управления скафандром вводил в почти бездыханный организм дозы анальгетиков и пентактина.
На большее они не были способны, ничем не могли помочь несчастной…
Наверняка, Кравиц никогда не простит себе получасовой паники, которую допустил на точке посадки, и которая, вполне возможно, в итоге будет стоить им жизни. Поддержи он тогда Хавьера — и не сбежала бы группа спешно и на своих двоих. Ведь инженер и технократ Хавьер настаивал на продуманном и механизированном походе, но женщины пошли на поводу у эмоций и требовали немедленной эвакуации.
Смалодушничал Кравиц, а возможно, просто побоялся ответственности. Примкнул к большинству, ввиду чего электромобиль, который им очень бы пригодился, монтировать не стали. Но тому были веские причины: выигрыш в скорости передвижения стоил бы нескольких часов, проведённых под смертоносным градом элементарных частиц. А доводы Хавьера о том, что на тренировках собирал электромобиль за три часа и менее, посчитали безответственностью и неадекватной оценкой своих способностей.
Хавьер… Хавьер был высококлассным инженером и во всём видел техническую составляющую. Он сразу предположил, что дело в «Колумбии». Наблюдавшаяся ими огненная траектория вполне могла быть следом падающего базового модуля. И если это действительно так, то топливо из разрушившегося реактора могло выпасть в виде радиоактивных осадков прямо им на головы — ведь курс тела проходил почти строго над точкой посадки.
Хавьер был настоящим технарём, грамотным и здравомыслящим. Вот только, это ему никак не помогло. Он свалился спустя ещё двадцать километров — вероятно, обладал иммунитетом не намного сильнее, чем у Наби…
Когда-нибудь, если ей доведётся написать отчёт об экспедиции, Клара обязательно укажет, что по её мнению, решение о немедленной эвакуации в целом оказалось правильным.
Несмотря на поспешность. Несмотря на сопутствующую этому неразбериху. И непредусмотрительность и, как следствие, неподготовленность к многодневному походу.
Погибших товарищей не вернуть. Но они и так погибли бы — даже если бы «Альфа-группа» задержалась собирать электромобиль.
Уже через несколько километров от места посадки радиационный фон существенно спал, что подтверждало точку зрения и Наби и Хавьера: повышенный уровень наблюдался локально, и это укладывалось в предложенные ими гипотезы.
Вместе с тем, атмосферное давление возрастало. Увеличивалось каждый час — и это добавляло очков предположению Клары.
В точке приземления «Гамма-модуля» давление существенно отличалось от марсианских среднестатистических показателей. Прозрачность атмосферы и цвет неба наводили на мысль, что газовая оболочка над этой местностью чуть ли не отсутствует вообще. И в этом Клара увидела причину повышенного радиационного фона.
По причине отсутствия магнитного поля, единственной изоляцией от космических лучей Марсу служит атмосфера. Соответственно, если бы её не было, то солнечный ветер беспрепятственно обдувал бы поверхность планеты.
А в местности, где они приземлились, наблюдается что-то вроде атмосферной дыры, и именно поэтому зверствует повышенная радиация. Версия, конечно, слабенькая, да и Кларе, если честно, глубоко наплевать, но Кравиц, кажется, хочет сделать ей приятное. В качестве извинений за предыдущий эпизод лишний раз намекает на проницательность Клары.
— Давление возрастает! — на ходу поглядывая на показания барометра, периодически восклицает Кравиц, а Кларе кажется, что он придаёт этому слишком большое значение. — Давление возрастает…
Нужно хоть как-то отреагировать, поэтому она отзывается:
— Как интересно… — говорит вяло, но таким образом принимает извинения Кравица.
— Гравитационная аномалия? — предполагает Кравиц, а Клару интересует совсем другое.
— Скажи, мы ведь не зря сюда прилетели? — говорит она, чуть отвлекается и сбивает шаг.
— Угу, — мгновенно помрачнев, отвечает мужчина.
— Это не ответ, — настойчиво продолжает Клара. — Скажи нормально и чётко: не зря?! — спрашивает Клара и заходится в приступе кашля.
— Да. — Кравиц предпочитает беречь силы от того, что считает отвлечённым, поэтому отвечает односложно и не задумываясь.
— Кравиц! Чёрт тебя!.. — психует Клара. — Тебе так сложно ответить?! Мне это важно!..
Кравиц признаёт, что проявленный интерес лучше, чем апатия, в которую периодически впадает Клара, трактует эмоциональный всплеск как благоприятное обстоятельство.
Но в то же время старается не касаться неоднозначных тем, к тому же — сам не уверен в том, что думает по этому поводу. Он уходит от неприятного вопроса, в тысячный раз повторяя:
— Давление возрастает! — и прибавляет к этому кое-что новое: — Выше нос, Клара! Если не лениться и сэкономить на сне, к утру дойдём!
Клару мучают боли где-то под желудком. Временами обостряются настолько, что нет сил идти. Клара отчаянно борется с искушением застонать и свалиться на землю. Перед глазами всё плывёт, ей даже кажется, что видит Кравица в обычной одежде, сквозь скафандр.
— Кравиц?.. — отрывисто, треснувшим голосом зовёт Клара.
— Да.
— А если бы знал наперёд, ты бы полетел? — вкрадчиво спрашивает Клара, впадая в какое-то потустороннее состояние полнейшей отчуждённости. — Ну, я имею в виду: если бы ты знал, что погибнешь на Марсе, ты бы всё равно полетел, а?
Кравиц отчётливо хмыкает. Руки опускаются. Наивный глупый вопрос, но как в точку! Хочется убежать от этого вопроса, но он неумолимо, раз от раза, неизменно возникает в голове Кравица с тех пор, как всё пошло наперекосяк.
— Да, — уверенно говорит он.
— Я — тоже, — тут же отзывается Клара.
— Слушай, к утру будем на месте! — пытается взбодрить Кравиц.
— Да, да… — тянет женщина не своим голосом, ей вдруг кажется, что всё это происходит не с ней. — Это будет праздник… — Тон и содержание её речи озадачивает Кравица. — Как на Новый год… — заворожённо шепчет Клара.
А Кравиц считает её эйфорию ещё одни симптомом фазы мнимого благополучия.
— — —
— Как это понимать? — спросил разъярённый Кравиц, на полном ходу влетая в крохотный отсек, который служил Цейцу и Чжану личной каютой.
— Что ты имеешь в виду? — Цейц пытался изобразить недоумение, однако по лицу всё видно — вполне осознавал, о чём говорил Кравиц.
— Я только что получил указания из центра… — объяснил Кравиц, ещё сильнее раздражаясь отстранённостью капитана. — Из своего центра… — замялся Кравиц, наблюдая за тем, как предусмотрительный Цейц закрыл люк, изолируясь от общего коридора.
— Так-так? — деловито уточнил Цейц, оглянулся, будто бы лишний раз удостоверился в том, что Чжан, второй обитатель каюты, в данный момент отсутствовал. — И что там, с сообщением? — спокойно спросил Цейц.
А Кравиц не мог собраться с мыслями, уже засомневался: сеанс связи с Космическим центром был индивидуальным. Отчего-то куратор от Центральной Федерации настаивал на общении строго с глазу на глаз и настоятельно рекомендовал пока не распространяться о конфиденциальном разговоре. А тут ещё капитан, прячущийся от посторонних глаз…
И хотя, быть может, Кравиц совершил ошибку, нарушая запрет земного руководителя, но всё же решился и поведал Цейцу:
— Мне сказали, что я должен спуститься… туда, вниз… Ты понимаешь, о чём я?
— Конечно, понимаю, — подтвердил Цейц и чуть смягчился. — У самого до сих пор в голове не укладывается, — сказал капитан, дружески похлопывая Кравица по плечу.
— Не укладывается — что?
— Экипаж перераспределяют, — хмуро ответил Цейц. — Первоначальное штатное расписание аннулировано. По новой разнарядке, «Бета-группу» возглавит Яблоков, ты поведёшь за собой «Гамму», а я по-прежнему остаюсь на «Колумбии».
— Это я уже понял! — в нетерпении воскликнул Кравиц. — Об этом мне уже сказал мой куратор. Мне не понятно — почему?!
Цейц опустил взгляд. Задумчиво и сомневаясь принялся тереть подбородок. Видно, что ожидал подобного вопроса, но всё равно не был к нему готов, не придумал, что отвечать.
— Знаешь… — озадаченно протянул капитан. — Вообще-то, я не должен тебе этого рассказывать… Запретили… Чтобы не спровоцировать панику и…
— Ну же! — потребовал Кравиц.
— … и у нас тут, в некотором роде… — продолжал Цейц, словно бы не обращая внимания на реплику Кравица. — В некотором роде, у нас тут тоже информационная война…
— Да что ты тянешь!
— В общем, так! — Капитан испытующе, в упор поглядел на собеседника. — Говорю тебе исключительно по старой дружбе: на Земле не всё в порядке…
— Да что ты! — Кравиц непонимающе мотнул головой.
— Неделю назад военно-морские силы Северо-Западного Союза были атакованы флотом Центральной Федерации, — тихо, загробным голосом произнёс Цейц. — Чуешь, чем пахнет?
— Не может такого быть! — ахнул Кравиц.
— Может. — С каждым сказанным словом капитан становился всё мрачнее и мрачнее: — К сожалению, может.
— Но как же так?.. — упёрся Кравиц. — Я разговаривал с Розой!.. — вспомнил он. — С сестрой… Роза ничего такого мне не говорила… Два дня назад…
— Не будь идиотом! — упрекнул капитан. — Цензура!
— Да какая…
— Самая обычная. Не забывай, что ты общаешься с близкими не в прямом эфире, а в записи. От нас до Земли — пять световых минут. Ты никогда не задумывался, почему ответ на твой вопрос приходит не через десять, а через пятнадцать или даже двадцать минут?
Кравиц промолчал. Сказать честно — задумывался, но всегда считал это особенностью приёмопередающей технологии. Обработка информационных потоков, сведение дорожек…
— Этого вполне достаточно, чтобы цензурировать наше общение, — продолжал излагать горькую правду Цейц. — На «Колумбии» созданы тепличные условия, чтобы никакие потрясения не отвлекали нас от основной задачи. Лишняя, по мнению центра, информация отсекается, и они до сих пор не дают нам полной картинки. То же касается широковещательных общественных передач — на отведённой нам частоте идёт не совсем то, что видят земляне. Наш персональный СМИ-канал — урезанный, но позитивный. Улавливаешь? — Цейц замолк, перевёл дух и отстранился от Кравица.
Отпрянул на пару метров назад и оглядел товарища чуть издали, как бы оценивая состояние Кравица и его реакцию на столь неприятные новости.
— Чего приуныл? — совсем не ободряюще спросил Цейц. — Понятно… — многозначительно протянул он через полминуты, так и не дождавшись ответа.
— Что сейчас на Земле? — через силу проговорил подавленный Кравиц.
Цейц задумался.
— До полномасштабной войны не дойдёт… — вслух рассуждал он. — Но мне кажется, конфликт будет затяжным и с последствиями… — говорил Цейц, блуждая тоскливым взглядом по оборудованию отсека. — Жертвы… Потери… Знаешь, на самом деле, нам сейчас нужно беспокоиться прежде всего о себе и о своём будущем! — категорично заявил капитан. — Поверь, наши перспективы куда мрачнее кривотолков земной политики. «Колумбия» на грани выживания…
Только тут до Кравица дошёл скрытый смысл кадровых перестановок, которые поначалу показались лишь странными. Озвученные земным куратором перераспределения в экипаже соответствовали требованиям новых политических реалий.
И как он раньше не догадался!
«Гамма-группа» — исключительно граждане Центральной Федерации.
Подданных Северо-Западного Союза объединили в «Бету».
Остальных — космонавтов из стран Свободного Содружества — согнали в «Альфу». Эти останутся на «Колумбии» и будут издалека, с орбиты, наблюдать за тем, кому больше повезёт. Как и в ситуации на Земле — ведь наверняка Содружество объявило о своём нейтралитете и не полезет в бессмысленную и затратную бойню. Цивилизованные страны Старого консервативного мира — пожалуй, единственные умные в создавшемся положении люди.
Межгосударственная миссия распалась на разрозненные имперские десанты. Космонавты превратились в колонизаторов из метрополии. Любую, даже самую красивую и гуманную, идею можно враз перекроить под нужды алчных государственных институтов.
Кравиц вспомнил кураторские наставления об исключительности «Гаммы», о приоритете над другими группами, и на душе стало мерзко и больно. Куратор настаивал на том, что приоритет жизненно необходимо закрепить, нужно опередить «Бету» — Кравиц обязан достичь Марса раньше, чем это сделает Яблоков.
И только тогда Кравиц понял, отчего куратор так много внимания уделял ящику номер пять. Ведь в ящике номер пять находились флаги и вымпелы Центральной Федерации, и их в первую очередь нужно было доставить на Марс.
Приоритет… Престиж страны… Кравиц должен застолбить Марс, обозначить межпланетные интересы Федерации — безраздельные права на Красную планету.
Пресловутой политики не избежать даже в чисто технических вопросах. Кравицу стало понятно, по какой причине ему достался полнофункциональный «Гамма-модуль», а Яблоков вынужден довольствоваться дублирующей «Бетой», которая по сути являлась резервной машиной — облегчённый и упрощённый вариант «Гаммы». Всё очень просто: «Гамму» создали в Федерации, а «Бету» произвела промышленность Союза.
Очевидно, прагматично и логично. Вот только, Кравицу казалось, что при таком раскладе ни та, ни другая группа далеко не уйдёт. Ничего хорошего из затеи не получится. И те, и другие погибнут поодиночке, после чего «Альфа» на правах единственного выжившего объявит Марс владениями Свободного Содружества…
— По разные стороны, понимаешь? — словно прочитав мысли Кравица, со значением сказал Цейц. — Ситуация взрывоопасная, у каждой группы теперь индивидуальные задачи, я свои тоже получил, — добавил капитан.
— А откуда тебе всё это известно? — с нескрываемым подозрением во взгляде спросил Кравиц.
— У меня свои источники, — уклонился от прямого ответа тот. — Я не должен был тебе этого говорить. Имей в виду, — Цейц поднял вверх указательный палец, — если спросят, я скажу, что не знаю, откуда тебе известно.
Цейц открыл люк в общий коридор, давая понять, что разговор окончен.
— — —
Некоторое время они ходят меж обломков, будто это как-то поможет или что-то решит. Останавливаются, смотрят отчуждёнными взглядами в пустоту, осознавая, что на самом деле, их уже ничего не спасёт.
Металлические останки «Бета-модуля» раскидало на сотню метров в округе, некоторые элементы впились в оранжевый песчаный грунт, словно образуя мемориальный комплекс по погибшим. Гнетущего впечатления добавляет ударный кратер, образовавшийся от столкновения с земной машиной.
Римский бог войны Марс уважает павших в битве за межпланетное господство, свято чтит их память.
— Видимо, что-то с парашютом… — говорит Кравиц, разглядывая перепутанные между собой стропы. — Видимо… — Он поднимает одну из них, подносит поближе к шлему. — Полностью не раскрылся… — вяло произносит Кравиц, но не заканчивает — комок в горле.
Обсуждать причины катастрофы, предполагать совсем не хочется. Ни Кравицу, ни Кларе. Какой смысл? Оба осознают, что даже если что-то выяснят, информация им ни к чему, а передать на Землю…
При этой мысли Кравицу становится дурно настолько, что даже думать об этом не в силах. Нужно ли это Земле? Не она ли виновата в случившемся? Своими противоречивыми командами…
— Кравиц… — слышит он из переговорного устройства.
Но отзываться не хочет. Вообще ничего не хочет. Лучше лечь и умереть. Что ещё ему остаётся?
— Кравиц… — повторяет Клара, и тон у неё совсем никакой: ничего не выражает, голос отсутствующего человека.
— Да, Клара… — вздыхает Кравиц, на большее его не хватает.
— Что мы будем дальше делать? — спрашивает она.
А ответить нечего.
Инстинкт гнал их к своим, к поиску себе подобных в этом мёртвом мире. Пусть политически оппоненты, но ведь свои, люди.
Ещё час назад казалось, что когда найдут «Бета-группу», проблемы решатся сами собой. Думали, Яблокову и его товарищам повезло больше, они закрепились на марсианском грунте, рассчитывали, что помогут. Стоит лишь смотаться к месту посадки «Гаммы» на электромобиле, и у всех вместе получится…
Кажется, что это было тысячу лет назад, в какой-то другой жизни.
А сейчас Кларин индивидуальный дозиметр застыл на чудовищной цифре в сто девятнадцать грей, что, по мнению Кравица, свидетельствует о неисправности прибора. Показания своего Кравиц не озвучивает — видимо, не хочет шокировать зашкаливающими значениями, которые наверняка тянут уже на фазу ходячего трупа.
И нет больше никого в жёлтом мёртвом мире. Последний оплот оказался пустым, погибшим. Их только двое — два бездомных космонавта.
Кравиц бросает стропы, разворачивается и бредёт к эпицентру катастрофы — туда, где сосредоточена большая часть обломков. Он не сразу находит Клару. Женщина с поникшей головой, стоит возле расколотого на части фюзеляжа.
— Теперь у нас есть лишь Земля… — говорит Клара. — Вся надежда лишь на Землю. Так ведь? — Она поднимает омертвевший взгляд и смотрит на Кравица.
Тот не находит, что ответить, не выдерживает взора и опускает глаза.
— Если она жива… — угадав мысли Кравица, соглашается Клара. — Как думаешь, Земля жива?..
Кравиц вновь молчит. Тема отзывается физической болью в груди.
— Там кто-нибудь остался? — не унимается Клара. — Как считаешь, там кто-нибудь есть? — спрашивает она, подразумевая недавно возникшее подозрение в том, что Земля уже погибла в ядерной катастрофе.
— Пойдём? — хмуро предлагает Кравиц.
— Куда? — горько усмехается Клара. — Куда идти-то?
Кравиц не отвечает. Он и сам не знает, куда только что позвал. Вероятно, куда-нибудь. Куда-то подальше отсюда. Оставаться здесь далее просто невозможно.
— Нам теперь некуда идти… — говорит Клара и тяжело опускается на песок. Садится, упёршись спиной в торчащий из грунта кусок обшивки. Поза у неё явно неудобная, но женщине, кажется, всё равно. — Я отсюда уже никуда не уйду… — обречённо произносит Клара.
Кравиц признаёт её правду. Медленно подгибает колени и садится рядом.
— Ещё по две? — предлагает женщина, имея в виду две единицы пентактина.
— У меня кончился, — отвечает Кравиц.
Чуть помедлив, Клара тянется к его руке, берёт её и находит на локте скафандра пустую кассету. Вставляет внутрь чёрный цилиндрик.
— Десять единиц, — поясняет она. — Распоряжайся как знаешь. У меня осталось ещё четырнадцать.
— Ага, — кивает Кравиц. — Спасибо.
Кравиц нажимает кнопки на управляющем пульте. Оба молчат — минут пять, а может быть, и все десять. Гонка окончена, время остановилось и не имеет значения.
— Ночь будет тёплой, — замечает Кравиц, на измученный организм пентактин действует намного быстрее, приносит спокойствие и отчуждение от происходящего. — Думаю, температура не опустится ниже минус тридцати.
— Поднаторел в местной метеорологии? — усмехается Клара, совсем беззлобно — просто улыбка и ничего более.
— Вроде того, — отвечает Кравиц. — Давление… — начинает он, но тут же бросает свои объяснения — вряд ли это интересно спутнице.
— Кравиц? — зовёт Клара.
Но тот молчит. О чём им ещё говорить?
— Кравиц, — повторяет она.
— Да.
— Ты помнишь, как всё начиналось? Тот телемост? С детьми, помнишь?
— Да.
— Тебя ещё спросили про марсианские ёлки. Ты помнишь?
— Помню, — отвечает Кравиц, откидывает голову назад и закрывает глаза.
— — —
— А вы будете встречать Новый год? — Девочка очень серьёзна. Непомерно серьёзна для своих семи лет. — Вы же будете праздновать Новый год на Марсе? — спросила она и замолчала в ожидании ответа.
В тот момент «Колумбия» находилась в окрестностях Земли. Только взяли курс в сторону Марса, поэтому задержка по связи не превышала секунд пятнадцати.
— Конечно, будем! — сказала Оливия — решили, что на вопросы девочек будут отвечать женщины, на вопросы мальчиков — мужчины. — Как же мы без Нового года? — очень красиво улыбнулась Оливия.
— Но… — рвался вступить в разговор мальчик постарше, вероятно, класс второй. — Но я читал… — Мальчик тянул руку столь отчаянно, что учительница разрешила ему высказаться вне очереди. — Я читал, что на Марсе ёлки не растут! — выпалил он. — Как же вы будете встречать Новый год без ёлки?
— Всё очень просто, — взял слово Кравиц. — Мы прихватили с собой земную! — Кравиц живо отплыл вглубь лаборатории, в одном из шкафов нашёл маленькую, в ладонь размером, игрушечную ёлочку и продемонстрировал ребятам.
Очень своевременно сообразил, удачная идея, за словом в карман не полез. Было видно, с каким восторгом ребятишки разглядывали стереоизображение Кравица, некоторые тыкали пальцами.
— А вы привезёте нам марсианские камни? — вклинился другой мальчишка.
Кравиц опешил от такого вопроса. Переглянулся с капитаном, потом — с другими членами экипажа.
— Дело в том, что… — начал Кравиц, замялся, подыскивая формулировку помягче. — Мы не собираемся возвращаться… — осторожно сказал он.
Наступила тишина. Полминуты выжидали реакции детей. Сигнал метнулся к Земле, вернулся, и по озадаченным, но не испуганным лицам капитан «Колумбии» определил, в каком ключе нужно продолжать.
— Мы останемся на Марсе, — сказал Цейц. — Мы будем там жить. А когда подрастёте, прилетите к нам в гости, договорились? — Он улыбнулся и демонстративно подмигнул задавшему вопрос мальчику.
— А когда это будет? — зачарованно спросил тот — похоже, всерьёз надумал лететь.
— Ну, скажем, лет через… — Цейц замялся, не хватало опыта общения с малышами. — Ну, например… Когда закончишь школу! — нашёлся он. — Когда закончите школу, все вместе прилетите к нам на Марс. Мы очень будем вас ждать! — по-детски, наивно и просто, сказал капитан.
Гладко выпутался. Самое то — для учащихся школы космического резерва.
— К тому времени мы обустроимся, — пообещала Наби. — Марс станет уютным, жить там будет легко и радостно.
— А это вы будете обустроивать… устроивать… строивать Марс? — старательно выговаривая сложное слово, спросила девочка лет пяти — глазки большие, тёмные и святятся изнутри, прямо как Солнце во время затменья.
— Я, — кивнула Наби. — Я — планетолог и буду работать как раз в этом направлении. Но я не одна, мы все будем стараться благоустроить этот мир для вас, для будущего поколения! — вдохновенно провозгласила Наби.
— А вы не будете ругаться между собой, как все взрослые? — продолжала девочка.
Учительница цыкнула, упрекая за глупый и неправильный вопрос. Однако космонавты ответили дружным смехом.
— Нет, конечно, моя дорогая! — уверяла Наби. — Ни за что на свете!
— Наша миссия слишком важна! — Кравиц со значением поднял вверх указательный палец. — Мы не можем позволить себе ругаться, не для этого летим за много миллионов километров. А кроме того — не хотим! Мы никогда не ругаемся.
Цейц тоже улыбнулся, однако про себя подумал, что всё не так просто и радужно, как того хотелось бы. Политическая обстановка на Земле в последнее время оставляла желать лучшего. Старт миссии два раза переносился, и капитан считал, что по причинам не только технического характера.
Вполне вероятно, к моменту следующего стартового окна экспедиция в подобном формате вообще будет невозможной. Считай, что они выхватили последний билет, а «Колумбия» — посол доброй воли всего человечества.
Бесспорно, каждый на Земле взирал на них с надеждой — быть может, хотя бы космос сплотит. Оказавшись один на один с бескрайним пространством, на просторах Солнечной системы человек поймёт, насколько он юн и беззащитен.
И как удивительна Вселенная, какие загадки в себе таит — гораздо важнее и увлекательнее, нежели межгосударственные распри и международные ситуации.
Цейц отмахнулся от неприятных мыслей и всецело вернулся к телемосту.
— Мы тоже хотим!.. Возьмите нас с собой!.. — галдели ребята.
Кравиц с Оливией показывали детям фокусы в невесомости, а Наби и Клара рассказывали о Марсе. Эфир был переполнен восторгом и любопытством.
— — —
К утру выпал иней.
Сухой лёд, разумеется, ничего общего с настоящей и привычной водой. Углекислота, миновавшая жидкую фазу, но как похоже!
Клара разглядывает белые искринки вокруг и не может налюбоваться. Марс расщедрился перед обречёнными космонавтами, обильно посеребрил серые камни и рыжий песок мелкими острыми иголками.
Солнце только восходит, полная иллюзия морозного земного утра.
— Ты видишь, Кравиц? — шепчет Клара. — Мы всё-таки дождались — у нас самый настоящий Новый год…
Тот произносит что-то невнятное. Голова покоится на Клариных коленях — хотя между ними оболочки двух скафандров, Кравицу так немного легче.
Он не просился, она сама пригласила — двоим космонавтам, пережившим всех на Марсе, не нужно лишних слов. Клара почувствовала, что спутник достиг края своих возможностей, слегка погладила колени, и мужчина опустил на них голову.
— Кравиц, а ты любишь Новый год? — тихо спрашивает Клара.
— Если честно, то… — будто сквозь сон, отвечает Кравиц. — То не очень… — с трудом проговаривает он — сознание спутанное, Кравиц не может прогнать ощущение, что происходящее ему мерещится.
— А почему?.. — тон у Клары полупьяный, однако причина вовсе не в пентактине.
— Не знаю… Просто — не очень… — Кравицу не удаётся связать одну мысль с другой, он почти не понимает, к чему это говорит.
— А я очень люблю… — произносит женщина, её состояние тоже не отличается ясностью. — Очень люблю Новый год… в этот раз с погодой повезло…
Откуда-то издалека в наушники пробивается голос — потусторонний, кажется, что совсем из другого мира, с иной планеты. Прислушавшись к тому, что он говорит, Клара понимает, что так оно и есть.
— Как прискорбно бы это ни звучало, но нужно найти в себе мужество, чтобы признать: они погибли… — с сожалением говорит голос. — Проводимые в течение двух недель радиолокационные поиски результатов не дали. Нет никаких надежд считать, что кто-либо из экспедиции выжил. Все три группы потеряны…
Клара слушает его речь со странным чувством отстранённости, так, будто это совсем не про них. Она не в состоянии чётко определить, насколько реален этот голос. Быть может, ей только чудится.
— Кравиц… — зовёт женщина. — Кравиц, ты слышал?.. Они нас уже похоронили…
Но тот молчит, а транслируемый с радиостанции дальней связи голос продолжает:
— Мы навсегда запомним урок, который преподала нам Первая марсианская экспедиция. Жертвы не были напрасными. Сегодня, когда конфликт на Земле исчерпан, а перемирия удалость добиться, в том числе, и через осознание произошедшей на Марсе трагедии, мы создали надгосударственный Комитет по космосу, который не повторит ошибок предшественников. Будет собрана Вторая марсианская экспедиция, её старт состоится через полтора года. Мы отдаём себе отчёт в том, насколько важен такой совместный проект в нашем нестабильном мире, и идейному посылу отводим далеко не последнюю роль…
— Помнишь, ты спрашивала — не зря ли мы сюда прилетели? — неожиданно говорит Кравиц.
— Да-да, Кравиц… — спешно отзывается Клара.
— Так вот: я знаю — не зря! — из последних сил, но уверенно заявляет Кравиц. — Запомни: не зря! Повторяй про себя, когда придёт время…
Клара уже не понимает, что происходит в реальности, а что генерируется её воспалённым сознанием.
Но она уверена в том, что экипаж «Колумбии» исполнил возложенную на них миссию. Не техническое задание, а предназначение, роль, отведённую им в истории инопланетной колонизации. Они погибли, но спасли человечество. Отважная космонавтка верит в то, что на их примере Земля сплотится. Сплотится так, что человеку будут нипочём распри, межнациональные и межгосударственные разногласия.
Первая марсианская сделала для Земли столько, сколько не сделал никто другой — ни политик, ни учёный, ни инженер. С осознанием этого не так страшно, это знание поможет Кларе, когда нужно будет уходить.
— Кравиц, ты слышишь?.. — восторженным, счастливым голосом говорит она. — Мы спасли… Мы спасли Землю…
Однако мужчина молчит. Клара прикасается к его шлему, чуть трясёт, но Кравиц никак не реагирует. Глаза закрыты, лицо умиротворено.
— Кравиц… — зовёт она.
Но он не отзывается.
По показаниям, отображающимся на дисплее его скафандра, она определяет, что Кравиц мёртв. Он умер у неё на коленях, и случилось это несколько часов назад.
— — —
Рассказ опубликован в сборнике «Аэлита 012. Библиотека Уральского следопыта».
«Они прилетели» «Вселенная полна потерянных кораблей»
«ГОСТ» «Под звёздным небом» «Забытое» «Продажники» «Парк развлечений»